Путин украл у Лужкова модель развития России

Отставку Юрия Лужкова все восприняли по-разному. Кто-то громко хлопал в ладоши и с удовольствием плюнул в спину некогда неприкосновенному мэру Москвы, другие слали проклятия в сторону президента Медведева, подписавшего «даже не свое решение об отставке». Алексей Горбачев вспомнил Лужкова 90-х — популярного и непотопляемого хозяина Москвы, который сыграл важную роль в современной истории страны.

Опасное поручение

Зловонные, кишевшие крысами овощехранилища Москвы стали кошмаром последних лет советского строя. «Всегдашние грязь, вонь, плесень, крысы, мухи, тараканы — казалось, нет такой нечисти, которая бы не могла найти тут пристанища», — вспоминал один из опытных советских хозяйственников Юрий Лужков после первого посещения овощной базы.

Процесс разложения начинался еще в колхозах. К тому времени, как груз привозили в город, он уже начинал гнить. «Склады превратились в склепы, содержимое которых не гнилось, а уничтожалось», — вспоминал Лужков. Продавцы магазинов, торгуя почерневшей морковью и гнилой зеленью, любили повторять одно и тоже: «Не нравится — не ешьте».

Летом 1987 года Борис Ельцин, который открыто критиковал сложившуюся в советское время систему распределения, обратился к Лужкову — коренастому хозяйственнику, работавшему на руководящей должности в городском правительстве. Чиновники, которые получали задание исправить ситуацию на овощных базах не справлялись, и один за одним лишались своих должностей. Ельцин сказал Лужкову, что работа будет нелегкой, и добавил: «Я прошу вас». Лужков понимал, что это поручение может стать концом его карьеры. Но ответил на просьбу Ельцина согласием.

Как все начиналось

Детство Лужкова, родившегося в 1936 году, прошло в крайней нужде. У Лужкова и двух его братьев была одна шинель, в которой отец вернулся с войны. «Мы постоянно хотели… даже не есть, а жрать, все равно что. Во дворе дети умирали от голода», — писал позже Лужков в книге «Мы дети твои, Москва». Однажды мальчикам так захотелось есть, что они съели, посыпав солью, какую-то «белую глину», найденную на железнодорожных путях, от которой их потом сильно тошнило. Самые яркие воспоминания Лужкова связаны с двором, в котором прошли его детство и юность. «Были дворы спортивные, были интеллигентские, даже воровские, — вспоминал он. — Наш двор был хулиганский». По его собственным воспоминаниям, Лужков был подвержен «рисковому и бесшабашному настрою двора».

В 1980 году, в конце эры Брежнева, выпускник Института имени Губкина и директор НПО «Нефтехим-автоматика», Юрий Лужков выступил с довольно необычным предложением: перевести научную составляющую своего предприятия на самофинансирование. С идеей, которую партийные функционеры расценили как покушение на Маркса, было покончено. Но за ним закрепилась репутация человека, склонного к экспериментам.

Перестройка

В начале перестройки Лужкову исполнилось пятьдесят лет и ничто не предвещало его политической карьеры. В этом возрасте и Горбачев, и Ельцин занимали высокие партийные посты. В 1975 году Лужков был избран депутатом районного совета, а двумя годами позже стал работать в Московском городском совете. Городом управляла партия, а Моссовет был огромным, неповоротливым, мало что решающим законодательным органом. По-совместительству, Лужков стал руководителем комиссии по коммунально-бытовому обслуживанию. Именно в этой сфере проросли первые семена перемен в начале горбачевской перестройки.

В 1986 году только что приехавший из Свердловска Ельцин лично сообщил Лужкову о его назначении на должность одного из заместителей председателя Моссовета. В его новые обязанности входило осуществление контроля за кооперативами, стремительно создаваемыми в Москве.

«Это было очень опасное поручение, — рассказывал Лужков американскому журналисту Дэвиду Хоффману, — не было уверенности в том, что эксперимент не будет задушен старой системой».

У Лужкова имелась строгая молодая помощница Елена Батурина, на которой он женился после того, как в 1988 году его первая жена умерла от рака.

Виктор Лошак, работавший в то время корреспондентом в «Московских новостях», вспоминал, что Лужкову приходилось защищать первых бизнесменов-кооператоров от бюрократов, хотевших покончить с ними.

«Помню первую женщину, которая хотела открыть частный бизнес, — рассказывал Лошак в интервью Дэвиду Хоффману, — Она была театроведом с тремя детьми и хотела заняться выпечкой праздничных тортов на заказ. Лужков сказал: Прекрасно!». Еще двое или трое согласились с ним. Тогда противники стали искать причины, чтобы отказать ей. «Какова площадь вашей квартиры, товарищ?» — строго спросили ее. Оказалось, достаточно большая. «У вас есть медицинское заключение?» Медицинское заключение было. «Вы сможете по-прежнему уделять внимание свом детям?» Оказалось, что ее мать жила в том же доме и могла помочь. «У вас в квартире есть вспомогательная промышленная вентиляция?», — спросила тогда представительница СЭС. Женщина даже не знала, что имеется ввиду. Никто не знал, что это такое. Но сотрудница СЭС твердо заявила, что согласно пункту 3 статьи 8 изготовление торта на продажу возможно только при наличии промышленной вентиляции. Лужков сказал: «Идите сами знаете куда! Я-председатель, и эта женщина откроет свое дело!». Лужков предложил проголосовать, одержал победу и перешел к другому человеку, желавшему открыть мастерскую по ремонту велосипедов».

«Лужков был большим начальником, продуктом системы. Но в тоже время, он был искренним человеком, в его глазах был блеск, — вспоминал Лошак. — Я думаю, что он уже тогда понимал, что интересы людей каким-то образом должны быть учтены».

Летом 1987 года Лужков успешно занимался, казалось бы, невыполнимым поручением — наведением порядка на овощных базах. Он разрешил рабочим продавать половину продуктов, которых они смогут спасти от порчи. Ситуация на овощных базах улучшилась. Но Советский Союз трещал по швам.

На праздничном параде на Красной площади Лужков пожал руку опальному Ельцину(его в то время сместили с поста руководителя московской партийной организации), и выразил надежду, что они снова будут работать вместе.

Ситуация с продовольствием в Москве продолжала ухудшаться. Хотя до голода дело не дошло, нехватка продуктов питания становилась очень острой. 16 апреля 1990 года новым председателем Моссовета стал протеже демократов, экономист Гавриил Попов. Но управление целым городом оказалось не по силам ни ему, ни его команде. Городу нужен был человек, способный решать повседневные проблемы, хозяйственник. Попов искал такого человека, поскольку сам к этой категории явно не относился. И Попов обратился к Ельцину. И тот предложил Лужкова.

Как Лужков стал мэром

«Это Ельцин,-услышал Лужков знакомый голос,- Бросайте все и приезжайте сюда!» Чтобы справиться с царившим в столице хаосом, Лужков прибег к традиционным командным методам: ввел карточки, по которым москвичи могли получать продукты. По мере того, как нехватка продовольствия обострялась, цены на все стремительно росли. Александр Осовцов, работавший тогда в Моссовете, вспоминал, что Лужков решил использовать милицию для осуществления жесткого контроля над ценами. Это была чисто советская реакция. «Я часами пытался убедить Лужкова в том, что это не поможет», — вспоминал Осовцов.

19 августа 1991 года в 6:30 утра группа недовольных сторонников жесткого курса предприняла попытку свергнуть Горбачёва. У Лужкова был выбор — присоединиться к заговорщикам или выступать против них вместе с Ельциным. «Если бы он заявил о поддержке путча, все могло кончиться иначе,- рассказал работавший тогда помощником мэра Василий Шахновский. — Его фамилия была включена в список тех, кого должны были арестовать сотрудники КГБ».

Однако, Лужков не был заметной фигурой в наиболее напряженные часы конфронтации. Но сыграл важную роль за кулисами. Осовцов вспоминал, что Лужков оставался спокойным и прагматичным, тщательно продумывал последовательность шагов, чтобы действенно противостоять заговорщикам.

«Между нами говоря, — сказал Лужков, на совещании, ни к кому конкретно не обращаясь, — переворот — колоссальное административно-хозяйственное мероприятие. И эти комсомольцы ни за что с ним не справятся!»

Лужков оказался прав. Попытка переворота провалилась.

После неудавшегося переворота, к Лужкову в Москве стали относится с огромным уважением. И впервые увидели в нем политика. Когда разъяренная толпа пришла сбрасывать с пьедестала статую Феликса Дзержинского, Лужков распорядился аккуратно снять ее краном, понимая, что восьмидесятипятитонный монумент может повредить находящиеся под землей кабели и трубы.

6 июня 1992 года Попов ушел в отставку, оставив Лужкова во главе города с девятимиллионным населением, находившегося на грани хаоса и голода.

Человек, изменивший Москву

Лужков унаследовал город с растерянным и обеспокоенным населением, страдающим от нехватки товаров и неопределенности. Сразу после своего назначения, Юрий Лужков приступил к реализации масштабного и амбициозного плана городского строительства, который, как он надеялся, создаст новые беспокойные места и уменьшит беспокойство населения.

Собор был таким же величественным, как и победа, в память о которой его построили. В 1994 году кампанию архитектора Михаила Мокроусова по восстановлению Храма Христа Спасителя, вычеркнутого из учебников истории, но не из памяти, подхватил Юрий Лужков. То, что произошло в следующем году, было удивительно для города, в котором реализация честолюбивых советских проектов зачастую растягивалась на долгие годы, и люди страдали от дефицита жилья, медицинских учреждений, школ и дорог. Лужков бросил в бой армию из 2500 строителей, работавших круглосуточно, подвозил горы бетона, который укладывали в соответствии с чертежами, только что снятыми с кульманов. Зачем строить такое вызывающе огромное сооружение в то время, когда так много других проблем и острейших потребностей, спрашивали сомневающиеся. Лужков не обращал внимания на эти жалобы. Он строил.

После стольких лет апатии и дефицита, несмотря на критику и экономический хаос, восстановление храма Лужковым имело важное, символическое значение для зарождавшейся новой России.

Однако стоимость стройки, первоначально оцененная в 150 миллионов долларов, через шесть лет выросла до 700. Лужков и Ельцин давали довольно туманные объяснения относительно финансирования строительства храма. Ответ на эту загадку был получен позже.

«Лужков умел сочетать стремление к экономической свободе и экономический диктат, — объяснил Михаил Огородников, представитель городского фонда восстановления храма. — Восемьдесят процентов денег на храм были пожертвованы банками и корпорациями. Лужков дал им понять: если вы ничего не делаете для города, вам будет в нем неуютно, вы не выживете без поддержки города». Огородников описывал подход Лужкова таким образом — «Платите городу, в котором вы делаете деньги. Иначе вас здесь не будет». Такая схема сотрудничества прижилась в Москве. «У нас не требуют взятки, — рассказал один из руководителей крупной московской сети кофеен, — Хотя иногда префектура может попросить, например, накормить детей блинами. Мы не отказываем, на не трудно».

Храм стал реальной демонстрацией модели капитализма, которую Лужков насаждал в России в 1990-е годы. Модели, сочетавшей в себе общественные и личные интересы, объединявшей деньги и власть, порождавшей коррупцию и создававшей множество новых рабочих мест, с единственной центральной фигурой, самим Лужковым, у руля.

Некоторые аспекты Империи Лужкова, проявлявшиеся в коррупции и жестком стиле руководства, трудно назвать привлекательными, но он пользовался огромной популярностью, особенно в середине 90-х годов. Москвичи трижды избирали его мэром, и он побеждал с большим преимуществом. Галина Старовойтова, прогрессивный политик из Санкт-Петербурга, убитая в 1998 году, объясняла успех Лужкова ненавистью к народа к олигархам: «Многие простые люди считают, что новые русские должны делиться своим богатством с городом, и это немного сократит их сверхприбыли».

В итоге Лужков создал колоссальный, практический, реально функционирующий пример того, какой, на его взгляд, должна быть новая Россия.

Не поддерживал Лужков и массовую приватизацию. По мнению Лужкова, просто так отдавать собственность людям было невозможно. Она должна быть заработана трудом, а не получена за символическую плату. Лужкова прежде всего интересовало то,какими способностями обладает новый владелец, Чубайс же хотел сначала раздать собственность и предоставить рынку возможность выбирать эффективного собственника самому.

Также Лужков по-прежнему верил в некоторые элементы старой системы, в частности, в государственные субсидии.

К сожалению, ситуция,при которой вопрос о распределении собственности решали городские чиновники, а не открытые аукционы, создавала более благоприятные условия для коррупции. Выступая на пресс-конференции 10 июня 1994 года, Ельцин фактически разрешил Лужкову проводить приватизацию своими методами, приказав правительству «оставить Москву в покое».

Взяв под свой контроль городскую собственность, Лужков получил важный источник доходов и власти.

В период гиперинфляции Лужков нашел другую валюту для заключения сделок. Он обменивал недвижимость на то, что требовалось для города. Например, в середине 1990-х «Инкомбанк» захотел разместить штаб-квартиру своей корпорации в обветшалом доме недалеко от Кремля. Город передал банку здание в обмен на обещание восстановить его и взять в аренду на длительный срок. Через два года и здание, и маленькая церковь, стоявшая на площади перед ним, были отреставрированы. Затем город открыл в банке свои счета, а банк профинансировал снос уродливых пятиэтажных домов.

Теплые контакты сложились у московского мэра и с бизнесменом Владимиром Гусинским. Штаб-квартира Гусинского размещалась в московской мэрии, служащие которой получали деньги из банкоматов Мост-банка.

Правительство города сдавало недвижимость за символическую плату, но от властей зачастую поступали просьбы, не отраженные в договоре аренды: посадить деревья, отремонтировать больницу, заасфальтировать дорогу, открыть детский сад. Побочные сделки были важнее, чем деньги.

«Лужков знает, как «надавить» на спонсоров, но также знает, как отблагодарить их. Все банкиры и предприниматели знают: утром — деньги, вечером кредиты, льготы по арендной плате или муниципальные заказы», — рассказал в интервью бывший консультант Лужкова Павел Бунич.

В 1997 году, через пять лет мэрства Лужкова, город давал от 25 до 30% налогов, собранных по стране.

Москва все еще страдала от многолетней запущенности: дороги с огромными выбоинами, зловонные грязные подъезды, старая изношенная инфраструктура. Но надо отдать Лужкову должное — при нем город становился более чистым и пригодным для жизни.

Реконструкция МКАД, покрытой в советские времена камнями и выбоинами, изменила облик города. Потратив 5 лет и 8 миллиардов рублей, Лужков превратил ее в восьмиполосную магистраль с эстакадами, автозаправочными станциями и радарами для контроля за скоростью движения. Коррупционные скандалы со временем забудутся, но москвичи наверняка будут вспоминать Лужкова за МКАД и третье кольцо.

В 1993 году Лужков оградил заборами Манежную площадь, чтобы там не смогли собираться демонстранты. А чуть позже начал там строительство трехуровнего подземного ТЦ с площадью 23 408 квадратных метров. Любопытно, что в первые годы он в основном пустовал — слишком высока была арендная плата.

По мнению некоторых экспертов, при строительстве зданий Лужков предпочитал вульгарный, китчевый стиль. Иногда это были ненужные украшения, например остроконечные башенки на офисных зданиях. В других случаях, большое внимание на облик города оказал плодовитый грузинский скульптор Зураб Церетели, скульптуры которого наводнили Москву. Среди них фонтан, украшенный фигурами из московских сказок, вход в московский Зоопарк с водопадом и часами, похожий на пещеру. Некоторые из его творений подвергались критике, особенно статуя Петра Великого, стоившая 15 млн долл. и установленная на берегу Москвы-реки. Правда и то, что Церетели сыграл важную роль в кропотливой и сложной работе по восстановлению оригинальных фресок внутри Храма Христа Спасителя.

Наступил момент, когда простой заботы о городе и мощению дорог Лужкову оказалось недостаточно. Он захотел заняться чем-то более масштабным, способным вдохновить людей. Этим было строительство. При реконструкции крыши в Лужниках Москва впервые заговорила о жене Лужкова Елене Батуриной, заключившей контракт на замену деревянных скамеек стадиона новыми пластиковыми сиденьями фирмы «Интеко». По словам Батуриной, «Интеко» выиграло тендер, предложив самую низкую цену. Однако бурную деятельность жена Лужкова смогла развить лишь после прихода к власти Владимира Путина, по слухам, заключившего с олигархами и чиновниками своеобразный пакт: обогащение в обмен на лояльность.

«Москва, которую я узнал при Лужкове, струилась светом и дерзкой, хотя и несколько показной энергией, — вспоминал Дэвид Хоффман. — Она стала городом крайностей, неправедно приобретенного и вульгарно растраченного богатства, городом казино, дискотек, ресторанов, электроники, гастрономов, мобильных телефонов, рекламных щитов, бутиков и зарождавшегося среднего класса».

Иногда, контрасты между богатством и бедностью задевали за живое. Система здравоохранения в Москве делилась на два типа: для имущих и для неимущих. В то время, как деньги щедро расходовались на Храм и ТЦ «Охотный ряд», за получение ухода в больницах горожане были вынуждены платить из своего кармана. Тем, у кого не было денег, зачастую ждать помощи можно было до бесконечности. А самые обездоленные жители города — бездомные, получали от Лужкова одни пинки, выражавшиеся в облавах на железнодорожных вокзалах и рынках.

Но Лужков не был мэром только для богатых. Он проявлял внимание к нуждам пенсионеров, среднего класса и бедных и был гораздо более открытым, чем любой другой политик того времени.

Любил Лужков и «челноков», предоставив им место для торговли на многих московских стадионах.

Вместе с новыми деньгами, Москву наводнила и неконтролируемая коррупция. В городе большое распространение получил рэкет, практически каждому предприятию приходилось иметь «крышу». Взятки, «откаты», счета за границей стали обычным явлением, а споры решались с помощью взрывов автомобилей и заказных убийств. «Представители преступного мира проникли и в бизнес, и в правоохранительные органы, — признавал Лужков в интервью Дэвиду Хоффману, — и привнесли в них свои правила».

Мэр возлагал ответственность за волну преступности в городе на построение экономики в начале 90-х, когда «теневая экономика» превратилась в большую. Но в Москве Лужкова невозможно было заниматься бизнесом, не подвергаясь при этом террору со стороны ревизоров, милиции и чиновников.

Вместе с тем, Лужкова почти никогда не критиковала пресса. Отчасти потому, что он оказывал финансовую помощь многим СМИ, устанавливая для них льготную арендную плату. Говорят, что журналистам одного из изданий Лужков даже велел продать многоквартирный дом по льготной цене.

Когда критики все же задевали Лужкова, он подавал в суд за клевету, и почти всегда выигрывал. Позже создание такого кокона дорого обошлось Лужкову.

С именем Лужкова связывают также владельца АФК «Система» Евгения Евтушенкова. Согласно отчетам компании, с 1994 по 1996 год ее капитал вырос в 6 раз и превысил миллиард долларов. А в 1995 года «Система» приобрела 33% телефонной компании Москвы за 136 млн долл. При этом рыночная капитализация компании тогда составляла 2 млрд долл. Вскоре конгломерат Евтушенкова пополнил Московский банк реконструкции и развития, ставший «уполномоченным» банком Москвы и распределявшим городские деньги.

Лужков публично отрицал свою причастность к «Системе». В то же время, вся российская экономика стала превращаться в семейную, клановую систему. И руководитель огромной и все более процветающей Москвы тоже нуждался в союзе с крупной финансово-промышленной группой.

То, что в западной экономике считалось бы злоупотреблением служебным положением, в Москве становилось обычным явлением.

Лужков-преемник

30 сентября 1999 года, во время пребывания в Лондоне, Лужков впервые намекнул, что будет баллотироваться в президенты. Он пользовался популярностью и всегда был хорошо защищен. Но олигархам, приближенным к президенту, не нравилась модель, когда Лужков был бы боссом, а они -просителями. И люди, близкие к Ельцину, решили лишить Лужкова возможностью стать его преемником.

Телеведущий Сергей Доренко, подконтрольный Березовскому, решил сделать Лужкова «звездой» своей осенней телевизионной программы. В свои программы он всегда включал долю правды, но затем старался исказить факты, чтобы нанести политический ущерб Лужкову. Например, в одной из своих программ, Доренко рассказал о неких банковских переводах из Москвы в «The Bank of New York», намекнув на причастность к ним Лужкова. Тут же на экране появились документы: счет в «The Bank of New York» на 40 млн долл. Первый, второй, третий! Никто не понимал о чем идет речь, но дело было сделано. «Вот это была работа!», — рассмеялся Доренко, вспоминая об этом.

Политический рейтинг Лужкова упал, в Москве раздались взрывы, и жители города обезумели от страха. Именно в этот момент стремительно росло влияние нового премьер-министра Путина, которого поначалу никто не считал серьезной политической фигурой. Путин возложил ответственность за взрывы на чеченцев, его популярность резко увеличилась, а сам он занялся подготовкой к новому крупномасштабному наступлению в Чечне.

Впоследствии Лужков выиграл иски по делу о клевете против Доренко, но политическая война была проиграна. Лужков лишился шанса управлять Россией после Ельцина. Но продолжал управлять Москвой.

А модель Лужкова была реализована на общероссийском уровне под названием «управляемая демократия». Но с минимальной эффективностью, близкой к нулю. Масштаб личности оказался не тот.