Должны ли мы стыдиться пакта Молотова — Риббентропа?
Сентябрь — это месяц, когда историки отмечают три даты. Конечно, есть и много других сентябрьских, но эти три (хоть одна из них и случилась на излете августа) непосредственно взаимосвязаны, и, к тому же, вокруг них почему-то до сих пор ломаются копья.
Есть еще и четвертая дата, начало Второй мировой войны, которую многие желают «пристегнуть» к этим трем, и не без злого умысла. В общем, сразу становится понятно, что здесь мутят воду. Мало того, сами эти даты порой используют как настоящие идеологические копья, дабы разить своих политических оппонентов. Или внедриться в сознание молодого, еще неопытного поколения. Как-никак, а сентябрь — месяц знаний, и от того, какую историческую правду узнают школьники и студенты, во многом зависит не только судьба сентября, но и всех месяцев и сезонов, какие нам предстоят.
Итак, даты, о которых идет речь (в хронологическом порядке): 1) 23 августа 1939 г. — подписание Пакта Риббентропа-Молотова; 2) 17 сентября 1939 г. — начало Освободительного похода Красной Армии, в результате которого были воссоединены территории Белоруссии и Украины; 3) 28 сентября 1939 г. — подписание советско-германского соглашения «О дружбе и границах», которое последовало постфактум польской трагедии.
Но есть еще и дата №4, — 1сентября 1939 года, которая вообще-то должна стоять впереди, «на лихом коне», но которую кое-кто желает загнать в хвост трем первым. Точно она бедная и подневольная историческая приживалка… А между тем, всем понятно: было ли, не было 23 августа, а 1-е сентября все одно случилось бы!
Вот вокруг сих дат до сих пор и клубится не исторический, а политический «дым коромыслом». Хотя все вокруг них — и в них самих! — очень ясно и просто. Обратимся к фактам. Итак, после того, как Англия и Франция, являвшиеся в 30-е годы гарантами территориальной целостности Чехословакии (своего рода опекунами) и имевшие с ней пакты о военном союзе, вдруг в Мюнхене предали Чехословакию и отдали ее на растерзание Гитлеру, на очередь в живодерню стала Польша. Просто потому, что за ней (в хронологическом и географическом смысле) должен был туда же пойти Советский Союз, главная цель и Германии, и Англии, и Франции. Только в те дни ни Англия, ни Франция, ни тем более Германия в этом не хотели признаваться вслух, хотя все в мире об этом догадывались. Что ж, как гласит английская поговорка: «В доме приговоренного к повешению ни слова о веревке». То, что СССР вовсе не желал быть «повешенным», ни в коей мере не учитывалось ни в Лондоне, ни в Париже, — СССР должен хотеть быть повешенным, и все тут! А малейшие его попытки вывернуться из-под петли расцениваются как предательство и дурной тон…
Так вот, Польша была в этой игре, и она тоже помалкивала о веревке. И мало того, тоже рассчитывала поживиться за счет советской территории, как уже поживилась ею в 1922-м, а равно и чехословацкой — в 1938-м. В последнем случае — уже вместе с немцами. Более того, Польша с этой целью «подсуетилась», причем, активнее всех: она имела договоры о военном сотрудничестве с Англией и Францией с одной стороны, и с фашисткой Германией (от 1935 года) — с другой. В общем, Варшава ничего не чуяла. Анестезию проводили искусные ребята, в частности, английский премьер лорд Чемберлен. Это от него 3 марта 1939 г. вернулся радостный министр иностранных дел Польши Бек и громогласно заявил, что Чемберлен обещал предоставить Варшаве любую военную поддержку «в случае какой-либо агрессии». Бедный наивный Бек не знал, что именно в этот день, 3-го марта, только с утра, Гитлер подписал «Белый план» — план нападения на Польшу. И не когда-нибудь, а 1 сентября 1939-го. «Анестезия» же шла своим чередом — 31 марта Англия и Франция дали новую дозу галлюциногена — уже официально гарантировали (как до того Чехословакии) польскую неприкосновенность.
Однако вероятность, что Польша «проснется», все же существовала! И в первых числах апреля Лондон и Париж «внезапно» решили, наконец, ответить на давно лежавшее у них под сукном предложение Москвы — срочно заключить тройственный оборонительный союз против Гитлера. В Москву даже направляются официальные делегации из Парижа и Лондона, впрочем, не слишком представительные. Скажем, министр иностранных дел Великобритании Галифакс заявил, что ему «весьма трудно отлучиться из Лондона» — это в такой-то момент! — и поручил переговоры одному из своих второстепенных подчиненных. А Чемберлен и вовсе огорошил прессу откровением, мол, его «визит в Москву явился бы унижением».
Чистого времени переговоры велись в Москве ровно 75 суток, 59 из которых были потрачены на процедурные вопросы и выдвижение британцами предварительных условий. А в общей сложности они тянулись с середины марта по конец августа. Результат один — по истечению 6 месяцев бесполезных словопрений стало окончательно ясно: западные представители в Москве, выражаясь языком военных, попросту «валяют дурочку». Между тем, советская сторона для предотвращения дальнейшей гитлеровской агрессии в Европе предлагала конкретные и столь необходимые вещи. А именно: (последнее предложение маршала Шапошникова от 15 августа) 136 пехотных дивизий, 10 тыс. танков, 5,5 тыс. самолетов, 5 тыс. крупнокалиберных орудий. Для сравнения: Гитлер в сентябре 39-го захватил Польшу с помощью всего 57 дивизий, 2,5 тыс. танков и 2 тыс. самолетов. То есть силами, в два раза меньшими, чем советская помощь. А ведь были еще 33 польских дивизии… Словом, предложение советской стороны на английский и французский переводилось следующим образом: «От вас, господа, требуется одно: войти формально с нами в союз и дать политическое согласие, чтобы Польша приняла нашу помощь. А далее вы можете отсиживаться в холодке, имитируя маневры на море и на западном фронте, мы же сами спасем Польшу». Вот этого-то Англия и Франция допустить не могли, ведь приговоренный к повешению обязательно должен сунуть голову в петлю!
Впрочем, Лондон и Париж пытались перехитрить еще и друг друга. Если французы полагали, что переговоры в Москве — это всего лишь камуфляж против Сталина, то англичане строили классический британский «double-decker» — «двухпалубный обман». Они использовали «вольные беседы» в Москве еще и как прикрытие от французов своих собственных, реальных и сверхсекретных переговоров с Гитлером, причем, о военном союзе! Сегодня достоверно известно: прямые переговоры о «разделе сфер влияния» и о «послевоенном разделе мира, в том числе и колоний», в которых участвовали, как минимум, советник Чемберлена Г.Вильсон и министр внешней торговли Р.Хадсон, а также гитлеровский личный порученец Х.Вольтат и посол Г.Дирксен, тайно и весьма активно шли как раз летом 39-го в Лондоне. Настолько тайно, что о них поначалу не знал даже видный член правительства, тогда всего лишь лорд адмиралтейства Черчилль, правда, находившийся в оппозиции к Чемберлену. А когда узнал, то пообещал выйти в отставку и предать гласности новый «лондонско-мюнхенский сговор», уже почти завизированный на Даунинг-стрит,10.
Что ж, окончательно «переиграть» роль Британии во Второй мировой войне Черчилль смог лишь 22 июня 1941 года. А пока, в 39-м, за две недели до неизбежного начала войны, даже под угрозой политического скандала, ему не удалось дезавуировать предательскую позицию своего премьера. Ведь Англия и Франция, фактически, оставляли Сталина один на один с Гитлером. Но разве не в этом заключалась их цель?
Сталину же, находящемуся в ясной памяти и полном сознании, предоставлялся всего один малоприятный выбор. Либо быть съеденным сейчас же, вместе с «веселой» Польшей, находящейся под англо-французским наркозом. Либо все-таки попытаться оттянуть время, пусть даже с помощью блефа…каким и стал пакт Риббентропа-Молотова. О заключении которого Гитлер, начиная с мая, просил трижды. И неизменно получал отказ.
Впрочем, блеф этот, несмотря на его вынужденный характер, обещал и кое-какие выгоды. О которых мы поговорим во второй части статьи…