Как изменилось белорусское общество за последние 20 лет
Известный социолог Олег Манаев рассказал, как изменилось белорусское общество за последние 20 лет, в чем заключаются главные ошибки лидеров оппозиции, и какое слово будет ключевым на предстоящих президентских выборах.
«Юношей я мечтал с оружием в руках воевать против коммунизма»
— Я знаю, что у вас очень интересная семейная история. Достаточно сказать, что ваш дед служил у Колчака…
— Да, у меня даже есть фотография, где он в плену и красноармейцы со штыками стоят вокруг него. Мой дед, отец матери, Николай Борисов, был сыном священника, и во время гражданской войны служил штабс-капитаном в армии Колчака. Потом бежал в Китай, но затем добровольно вернулся в Россию. Его арестовали, некоторое время он пробыл в тюрьме. И в отличие от многих других людей похожей судьбы он, что называется, «намотал на ус».
Когда он вышел из тюрьмы году в 22-ом, сразу сказал своей жене, моей бабушке: «Мы должны спрятаться от системы как можно глубже». И они уехали в глухое село где-то на Волге. Он устроился учителем математики и физики, поскольку до революции закончил физмат Санкт-Петербургского университета. И только благодаря этому спасся, пережил эпоху Большого Террора.
Бабушка была из дворянской семьи. Все это, вероятно, повлияло на многие вещи в моем становлении. Поэтому в молодости я терпеть не мог советскую власть и коммунистическую идеологию. Все юноши о чем-то мечтают — кто-то хотел тогда стать космонавтом, кто-то физиком, а кто-то — комсомольским вожаком. Я мечтал стать рейнджером и с оружием в руках воевать против коммунизма и коммунистов по всему миру.
— Видимо, такие настроения так или иначе не могли не вступить в противоречие с советской действительностью.
— У меня это произошло уже во время учебы на журфаке БГУ. На нашем курсе образовалась группа «активистов», и мы начали писать письма в разные инстанции о необходимости серьезных перемен в учебной программе, обновления самой атмосферы на факультете. Многого мы не добились, но привлекли внимание властей. Наши письма дошли до 1-го секретаря ЦК КПБ П. Машерова и секретаря ЦК КПСС М. Зимянина.
Однако в результате этого вместо ожидаемого распределения в «Знамя юности» — лучшую белорусскую газету того времени, я попал на два года в армию. До сих пор помню беседу с начальником отдела нашего военкомата, который очень просто очертил мой выбор — или офицером в армию на два года или на несколько лет в тюрьму за «уклонение от выполнения конституционного долга». Я выбрал армию.
Ну а когда демобилизовался, вернуться в журналистику уже не было возможности. Так я попал в социологию.
— Есть такое мнение, что белорусская земля, белорусский менталитет переваривает под себя всех людей, которые к нам приезжают. Мол, даже наши белорусские евреи не такие, как евреи в других странах. А, например, русские, приезжая в Беларусь, теряют пресловутую «широту души», становятся здесь скромными и памяркоўнымі. Вы ощущаете это давление «истории с географией»? Чувствуете ли вы, что по характеру чем-то отличаетесь от большинства белорусов?
— Вопрос на самом деле очень сложный. В любой стране, когда люди приезжают надолго, идет социокультурная адаптация. Поневоле ты должен принимать какие-то правила поведения и традиции. Не могу сказать, что именно в Беларуси есть какие-то особые адаптационные механизмы — я этого не чувствую.
Но если говорить о таких нюансах, о которых вы сказали — да, лично я чувствую разницу. Я чувствовал ее подростком, я чувствую ее сейчас. Разница есть по многим параметрам.
«При определенных условиях, при наличии политической воли Беларусь можно развернуть в противоположном направлении»
— Но вот я, стопроцентный этнический белорус, но не соответствую многим стереотипам, которые существуют про белорусов. Например, я хожу и езжу на красный свет, не люблю экономить и так далее. Может, и нет никаких общих свойств у представителей одного народа?
— Если говорить о стереотипе в научном смысле, то это некий механизм упрощения, который помогает схватить сущность, идентифицировать объекты.
Стереотипы про разные народы не родились на пустом месте. Черты национального характера, характера реальных людей, живущих тут, формировались под влиянием особенностей исторического пути, одной из которых был переходный характер этой земли — в государственном, культурном, этническом и религиозном плане.
— Может, те особенности, на которые сегодня обращают внимание — умеренность, стремление экономить, не высовываться — просто характеризуют традиционное крестьянское общество? Может, то же самое было у голландцев в 16 веке, на картинах Брейгеля мы это все видим. А у нас задержалось да 21-го века?
— Не только это. В белорусском национальном характере есть, конечно, черты, связанные с сельским происхождением, но есть и черты, порожденные этим промежуточным, транзитным, бесконечно переходным статусом: за последние 300 лет эта переходность, незавершенность национального проекта, сыграла свою роль. И в силу этого сейчас сложилась «ситуация весов», двойственного, неустойчивого положения.
Отсюда следует, что при определенных условиях, прежде всего, при наличии политической воли, Беларусь можно развернуть фактически в противоположном направлении. Многочисленные результаты социологических исследований это красноречиво подтверждают.
Но тут стоит избегать двух крайностей. С одной стороны говорят, что все эти исторические и культурные особенности — дело десятое. Мол, главное, прийти к власти, и через 5 лет страна будет совершенно другая. Я считаю, что это блеф.
С другой стороны, есть другая крайность — мол, все это столетиями складывалось, и кто бы ни пришел, ближайшие 50 лет «подкручивать можно только по микронам», а все остальное предопределено.
Я считаю обе эти крайности не верными, истина лежит между ними. При системной смене курса, при разработанной стратегии — уже на протяжении одного поколения можно открыть для страны, для народа совершенно иные перспективы.
— За эти годы, когда вы проводите социологические исследования, можно ли сказать, по каким вопросам наше общество радикально изменилось?
— В целом белорусское общество за эти 20 лет стало более прорыночным, проевропейским, продемократичным, и самое главное — пронезалежницким. Несмотря на то, что люди по-разному видят, как должна развиваться Беларусь, все они стали себя ощущать гражданами самостоятельного государства. И это, конечно, самое очевидное, самое видимое радикальное изменение в общественных настроениях.
— За столько лет наблюдений за белорусским социумом у вас появилось какое-то впечатление про наше общество? Оно — вязкое, динамичное, стабильное? Не бывает такого, что открываете новые данные и думаете — «опять одно и то же»?
— Я бы сказал, что самая общая характеристика — общество очень разное. Оно не такое, как о нем принято думать — как в самом обществе, так и в правящей и оппозиционной элитах. Реальная картина не соответствует ни одной точке зрения.
Напомню только некоторые, самые важные черты белорусского социума, которые мы в НИСЭПИ за эти годы обнаружили. Первое — белорусское общество глубоко расколото, и этот раскол идет не по этническим или экономическим линиям, а по отношению к президенту и его политике. Второе — альтернативный проект, выдвинутый в свое время национально-демократической оппозицией, не соответствует действительности: «Белорусский национализм говорит по-русски». Третье — эволюция правящего режима: если до вторых президентских выборов президент Лукашенко опирался на «электоральные низы» — бедных и слабых, «униженных и оскорбленных», то после 2001 года он стал больше опираться на «новую буржуазию» — белорусскую номенклатуру, силовиков и крупный бизнес. Четвертое — дуализм геополитической ориентации белорусов: и на Восток, и на Запад. Пятое — особая роль новых информационных и коммуникационных технологий в социальном, в том числе и политическом, развитии.
Причем эти глубоко фундированные выводы вводились не только в собственно научную, но и в публичную повестку дня, и, тем самым, становились частью социально-политического процесса, влияли на него. Сегодня они кажутся прописными истинами, но тогда, десять-тринадцать лет назад, каждый из них подвергался ожесточенной критике и сопротивлению со стороны как властей, так и оппозиции. Мы были первыми, кто это утверждал, и потому нам приходилось сталкиваться с серьезными конфликтами, ухудшением отношений со многими людьми и структурами.
«Ключевое слово этих выборов — «перспектива»
— Что сегодня может стать главной темой президентских выборов? Что может зацепить избирателя? Могут ли социологи нарисовать политикам какую-то картину того, что интересует людей больше всего?
— Ключевое слово этих выборов — перспектива. По данным многочисленных опросов последних лет, все большее количество людей из разных социальных, демографических и профессиональных групп угнетают стремительно сужающиеся жизненные перспективы. Пока это еще не «выводит людей на улицу», но уже сегодня порождает неудовлетворенность, тревогу, эмигрантские настроения, социальную апатию.
Вопрос в том, какая политическая сила, какой лидер сможет, предложит простую и ясную программу «жизни после Лукашенко», которая откроет перспективу для миллионов белорусов на ближайшие хотя бы десять лет.
— Власть способна на это?
— Надо признать, что власть умеет реагировать на вызовы, как в экономике, так и в политике и в информационном поле. Можно сказать, что за последнее десятилетие она в целом выиграла у оппозиции войну за молодежь, выиграла информационную войну внутри страны. Во всяком случае, доверие к государственным СМИ сегодня заметно больше, а к негосударственным заметно меньше, чем десять лет назад. Конечно, власти берут «массой» и бесконтрольным использованием ресурсов, но свое берут.
— А если ли у власти серьезные социологические службы, которые дают реальные цифры? Или там для внутреннего пользования одно, а для публики — появляется ЭКооМ, который заявляет, что за Лукашенко голосует 80 процентов?
— Есть несколько государственных структур, в которых работает немало настоящих профессионалов. Власть, если хочет, может получать от них информацию о реальном состоянии дел. Если что-то из этой информации случайно «просачивается на поверхность», то это вполне сопоставимо с данными независимых социологов. А «на публику» идет так называемая социологическая пропаганда. Так что, полагаю, информационно-аналитическое обеспечение аппарата власти достаточно адекватное.
«Лукашенко выигрывает эти выборы без всяких фальсификаций»
— Если представить, что сейчас произошли бы честные выборы, кто бы их выиграл?
— Если бы честные выборы проходили через год, а весь этот год шел нормальный демократический процесс, т.е. открытый доступ оппозиции к электорату — это одно дело. При таком варианте произойти может все, что угодно.
Но если говорить о выборах 19 декабря, то я могу сказать вполне определенно, что Лукашенко выигрывает их без всяких фальсификаций, уже в первом туре. Сегодня оппозиция говорит о его «невиданной за 16 лет слабости», но я не вижу реальных подтверждений этому в состоянии общества. Другое дело, что власти на это все равно не пойдут — задействуют на полную мощность административный ресурс, усилят давление на оппозицию и всех несогласных. Одним словом, будут перестраховываться как обычно.
Что сводит под корень инициативы оппозиции все эти годы? Прежде всего, то, что ее лидеры, в отличие от своего главного оппонента, в последнюю очередь обращают внимание на реальные интересы и потребности «массового белоруса». Если они и видят эти интересы, то чаще всего их игнорируют и ориентируются на свои идеологические или групповые интересы.
— Разве кампания «Говори правду» не пошла как раз таким путем, чтобы найти то, что волнует общество, и ответить на эти запросы?
— Да, эта кампания по замыслу близка к тому, о чем я говорю, но ведь она началась только полгода назад. Оппозиция опоздала с этим на пятнадцать лет.
Многие лидеры и активисты белорусской оппозиции реальные интересы, страхи и надежды «массового белоруса» годами не принимали в расчет, во-первых, в силу культурно-психологической чуждости, а во-вторых, в силу того, что эти интересы разрушают почти до основания их собственные представления о стране и мире. Ведь «массовый белорус», как верно заметила Светлана Алексиевич в недавней беседе с вами, до сих пор несет на себе «родимые пятна» «советского человека». Но в современной политике за пренебрежение и снобизм к массовому избирателю приходится жестоко расплачиваться.
Наступила расплата и для белорусской оппозиции. Думаю, осознание этого и стало главной причиной кардинального изменения Запада по отношению к белорусской оппозиции, а не только «геополитические сдвиги».
В принципе, взаимоотношения просвещенной элиты и «массового человека» — сложная проблема, требующая научного анализа и дискуссий. Не исключено, что в будущем человечество в этом вопросе вернется к практике античности и средневековья и опять введет какие-то ограничения на участие масс в политике. Но не в ближайшем будущем.
Поэтому действительно новые, интересные процессы, в том числе и в демократическом лагере, начнутся уже после выборов. Вероятно, скоро мы увидим необычные перемены и рокировки, причем не только персон, но и идей.