У России есть все, чего не хватает Европе

Интервью с политологом, аналитиком, преподавателем и переводчиком Пшемыславом Серадзаном (Przemyslaw Sieradzan), экспертом Европейского центра геополитического анализа по политической жизни и международным отношениям на постсоветском пространстве.

— В чем заключается восточная политика Дональда Туска, и можно ли вообще говорить о наличии какой-то цельной стратегии?

— Нынешней команде в восточной политике, конечно, недостает последовательности, однако, заметно, что в этом вопросе она гораздо прагматичное своих предшественников. Они не пытаются сделать из Польши самостоятельного игрока в международных отношениях или регионального лидера, а вписывают свою политику в линию Евросоюза. У предыдущего правительства и президента Леха Качиньского было желание вести независимую политику с оглядкой лишь на США. Тогда на международной арене Польша воспринималась как государство с относительно небольшим потенциалом, которое ведет раздутую великодержавную политику, что не раз становилось поводом для насмешек. Правительство Туска решило, что это слишком дорогие и завышенные притязания, которые не входят в круг государственных интересов. С этим связан и отказ от некоторых традиционных принципов польской международной политики.

— Вы имеете в виду доктрину Гедройца (доктрина, подразумевающая активную политику Польши на Украине, в Литве и Белоруссии, обеспечивающую независимость этого региона от России – прим. пер.)?

— Она стала анахронизмом, который не соответствует потенциалу и возможностям нашего государства. Перемены, происходящие на Украине и в Белоруссии, способствовали тому, что она просто потеряла актуальность. Это связано также с принципиальными изменениями во внешней политике России и с фактом, что российские элиты выбрали определенно прозападный курс. Позиция Дмитрия Медведева стала более независимой, и мы можем наблюдать поворот России к Европе. ЕС сознает свою слабость, союз с Россией был бы выгоден обеим сторонам. Представляется, что у России есть все, чего не хватает Западу (военная мощь, более опытная дипломатия и, наконец, сырьевые ресурсы: через несколько десятков лет может оказаться, что самой большой ценностью станет вода, а ни у одного другого государства нет такого хорошего водного баланса, как у России) и наоборот.

— Российский президент – это действительно самостоятельный политик?

— Медведева иногда несправедливо недооценивают, говоря о том, что это несамостоятельная и второстепенная фигура. Между тем, как показывает история России, политик, которого считают марионеткой, часто оказывался самостоятельным и успешным игроком, который в итоге побеждает тех, кто на первый взгляд казался более подходящим на роль лидера. Так было с Хрущевым, позднее — с Брежневым и Горбачевым. Наконец, так было и в случае Путина: когда в 1999 году никому неизвестный человек занял кресло премьера, казалось, что он будет полностью зависеть от Ельцина. В российской истории эта схема повторялась многократно, и меня удивляет, что большинство политологов этого не замечает.

Хотя Медведеву недостает харизмы, он оказался необычайно успешным игроком, способным самостоятельно формировать российскую политику. Его позицию усиливает поддержка, которую ему оказывает российская финансовая элита. Это салонный политик, который чувствует себя на международных встречах как рыба в воде. Два года назад во время войны с Грузией он пытался играть Путина, это получилось гротескно. Поэтому президент будет ставить на экономическое развитие, а не на военную мощь. Он не просто так подчеркивает необходимость «экономизации международных отношений».

— Куда, по вашему мнению, должен сначала отправиться Бронислав Коморовский: в Киев или в Москву?

— Соломоновым решением было бы совместить эти два визита, то есть поехать в Москву через Киев. Такое довольно часто практикуется в дипломатии.

— Представляет ли потепление в отношениях с Москвой угрозу программе «Восточное партнерство»?

— «Восточное партнерство» – это лебединая песнь доктрины Гедройца, сложно судить, насколько эта программа успешна. Россия была из нее демонстративно исключена. С течением времени оказалось, что программа вовсе не является препятствием для реализации европейско-российского потепления. Я допускаю, что в будущем Россия будет приглашена в программу, даже если это будет лишь символический жест.

— А что с Минском? Недавние события показывают, что Россия ищет альтернативу Лукашенко.

— Если Москва и Запад направили бы совместные усилия на поддержку одного оппозиционного кандидата на приближающихся президентских выборах, они смогли бы «раскрутить» его за несколько недель и у них были бы большие шансы на успех. Политическое окружение Медведева считает, что первостепенное значение имеют экономические интересы российских элит. Вполне возможно, что при взаимодействии с Германией и Италией белорусский торт, который до настоящего времени не затронула приватизация, будет поделен между тремя игроками.

— А как должна действовать Польша?

— Я считаю, что лучше всего занять выжидающую позицию, так как есть много возможных сценариев развития событий.

— Некоторые публицисты уже сейчас бьют во все колокола, заявляя, что мы теряем Минск в пользу растущих аппетитов Кремля.

— Нам не стоит демонизировать Россию. Она является крупным региональным игроком и у нее есть свои интересы. Разумеется, мы не должны и идеализировать ее. Я думаю, имидж Российской Федерации будет постепенно становится более нейтральным. В 2004 году во время «оранжевой революции» то, как Россию представляли в Польше, выглядело гротескно. Как государственные, так и частные СМИ с восторгом восприняли визит Александра Квасьневского на Украину, демонизируя при этом подобный по своему политическому измерению визит президента Путина. А ведь оба государства вмешивались в украинский конфликт более или менее в равной степени. Только в восприятии польских журналистов Путин хотел русифицировать украинцев, а Квасьневский нес светоч демократии. Сейчас, к счастью, это немного изменилось.