Белоруссия и Россия в зеркале истории
Затянувшийся на долгие годы и зашедший в тупик процесс строительства Союзного государства требует серьезного и всестороннего рассмотрения различных аспектов белорусско-российских отношений и проектов интеграционных моделей. Причем не только с точки зрения экономических, военно-стратегических и геополитических интересов двух стран, но и со стороны такой «тонкой материи» как взаимное национально-культурное восприятие белорусов и россиян в свете исторических аналогий. Главное — определить ментальность белорусов, степень их самовосприятия по отношению к великороссам, русской культуре и исторической традиции.
Казалось бы, такая постановка вопроса является надуманной. Ведь в Белоруссии русский язык наравне с белорусским имеет статус государственного, население за ничтожным исключением говорит на русском языке, а русский язык и литература достаточно полно представлены в учебных программах среднего общего и специального образования. Делопроизводство в государственных учреждениях, кроме министерства культуры и министерства юстиции (на этом обстоятельстве мы остановимся в дальнейшем), ведется на русском языке.
Белорусский же язык, причем без русского дубляжа, используется для представления зрительной информации и объявлений в общественном транспорте, железнодорожных и автобусных вокзалах и станциях. При этом названия улиц в населенных пунктах и дорожные указатели в Белоруссии, вопреки, казалось бы, здравому смыслу (ведь Республика Беларусь претендует на роль крупного международного транспортного коридора), выполнены исключительно на белорусском языке, иногда на белорусском и английском, но никогда по-русски.
Кроме того, все официальные государственно-культурные мероприятия проводятся только на белорусском языке, а поясняющие надписи во всех музеях и картинных галереях сделаны по-белорусски и по-английски. Подобное белорусско-английское двуязычие распространяется даже на Мемориальный комплекс «Брестская крепость-герой» и Белорусский государственный музей истории Великой Отечественной войны в Минске, что с учетом советского прошлого Белоруссии представляется совсем уж абсурдным. Однако отсутствие русского языка в последних двух историко-просветительских учреждениях – свершившийся факт. В последнее время в информационных блоках белорусского телевидения все чаще даются сюжеты на белорусском языке.
Все это свидетельствует о том, что исключение русского языка из области культуры, зрительного оформления дорожно-транспортной сети, ландшафта населенных пунктов и постепенного вытеснения его из программ новостей не является случайностью. Это вполне продуманная и последовательная политика нынешнего руководства республики, направленная на возведение идентификационного барьера между Россией и Белоруссией. Причем в данном случае речь идет не о политическом разъединении Российской Федерации и Республики Беларусь (суверенность РБ и РФ никто и не ставит под сомнение), а о разотождествлении Белоруссии и России в национально-культурном отношении.
Показательно в этом смысле какое-то болезненное и довольно озлобленное стремление белорусских властей буквально искоренить из употребления исторически сложившееся и верное с точки зрения русского словообразования термина Белоруссия. Причем в этом вопросе и белорусский официоз и прозападная оппозиция выступают единым антирусским фронтом. И те, и другие распространяют откровенные измышления о том, что само слово «Белоруссия» появилось только при советской власти, что такой орфографический выверт как «БелАрусь» вместо «Белоруссия» не противоречит нормам русского языка и, наконец, что слово «Белоруссия» будто бы «унижает» белорусских граждан. В государственных и оппозиционных средствах массовой информации периодически публикуются «письма граждан» примерно такого содержания: «название «Белоруссия» не только устаревшее, но и является оскорбительным не только для меня, но и для большинства моих соотечественников».
Ну, а как в этом вопросе дело обстоит на самом деле? Естественно, что слово «Белоруссия» появилось задолго до прихода к власти большевиков. По крайней мере, уже в XVIII веке это слово имело широкое хождение как производное от Белой Руси или Белой России. В частности, «Белоруссия» используется в произведениях Д.И.Фонвизина (1777 г.) и А.Н.Радищева (1783 г.).
Термин Белая Россия с середины XVII века стал частью титула царя Алексея Михайловича: «Царь, Государь, Великий Князь и всея Великия, и Малыя, и Белыя России Самодержец». Вообще ХVII век характерен тем, что авторитет России в славянском мире постепенно возрастает, растет и число культурных контактов, в первую очередь в его православном сегменте. Среди православного духовенства белорусских и украинских земель вошло в традицию именовать царя России «своим царем». Во многих монастырях российского государства сложились многочисленные общины западнорусских монахов – в Московском Новодевичьем, Саввино-Сторожевском, Валдайском Иверском и других. Белорусские шляхтичи служили в Москве чиновниками (дьяками и подьячими) в различных приказах, включая один из самых главных и престижных — Посольский. Интересно и то, что белорус Симеон Полоцкий, воспитатель царя Федора Алексеевича и правительницы царевны Софьи, явился основоположником русской силлабической поэзии.
Следует заметить, что такие понятия как Белая и Малая Россия (Русия), а также Россия (Русия) в целом не являются каким-то московским изобретением, а используется (начиная, по крайней мере, с XVI века) в Речи Посполитой для обозначения западнорусских и малороссийских (украинских) земель, входивших в состав этого государства.
Так, в Окружной грамоте от 28 октября 1596 г. и в Окружном послании от 21 августа 1596 г. Киевский митрополит Михаил Рагоза официально именует себя: «Волею Божиею Михаил архиепископ митрополит Киевский, Галицкий и всея России. А в Окружной соборной грамоте от 10 октября 1596 г. в титуле Михаила Рагозы используется как «всея России», так и «всея Русии» («Уния в документах»: сборник.– Мн: «Лучи Софии», 1997). В послании Киевского митрополита Петра Могилы минскому «Братству Крестоносному церковному православному» от 2 февраля 1640 г. его титул опять же звучит как «Петр Могила милостью Божьей Архиепископ Митрополит Киевский, Галицкий и всея Росии Православный», а жителей тогдашней Белой Руси он именует «народ российский православный».
Так что слово Белоруссия имеет давнюю историю и уже не одну сотню лет обозначает западнорусские земли.
Что касается «Беларуси», то этот полонизированный вариант исконного «Белая Русь» имеет конкретного создателя. В последнюю четверть XIX века его ввел в словесный оборот создававшейся в то время белорусской «мовы» шляхтич-католик Франциск Бенедикт Богушевич. Писал он в основном по-польски, но, не снискав на ниве польской литературы заметной славы, стал писать на «простой мужицкой мове», используя при этом исключительно латинский шрифт.
Следует отметить, что до создания по решению Ленина и Троцкого Белорусской ССР слово «Беларусь» вообще не было известно населению Белоруссии. И было введено в оборот как белорусскоязычный вариант «Белоруссии» именно в БССР. Но даже большевики при всей антирусской направленности «ленинской национальной политики» не выходили за рамки здравого смысла и не пытались внедрить в русское правописание такой белорусскоязычный новояз как «Беларусь». Одно время, правда, все же предпринимались попытки изгнать из советского варианта русского языка такое наследие «проклятого прошлого» как «Белоруссия», но делалось это все же в рамках грамматических норм. Вместо «Белоруссия» предлагалось писать «Белорусь» (производное от Белая Русь), но развитие это начинание не получило ввиду его явной искусственности, да и откровенной бессмысленности.
Что касается утверждений о якобы оскорбительности для белорусов самого факта существования слова «Белоруссия», то подобные умозаключения без сомнения можно было бы отнести к области абсурда и не обращать на них внимания, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что борьба с буквой «О» в названии собственной страны является существенным элементом официальной государственной идеологии Республики Беларусь. Последняя, правда, которая до конца так и не сформулирована, что не мешает ей все больше сползать не только на антироссийские, но и на антиисторические позиции.
Особенно этот идеологический крен усилился с приходом в июле 2008 года на пост главы администрации президента РБ Владимира Макея, который, по словам председателя прозападной Объединенной гражданской партии Анатолия Лебедько, является «приверженцем европейских ценностей». Трудно сказать, что имел в виду Лебедько, но «европейскость» Макея проявилась не в какой-то политической либерализации, а, в первую очередь, в усилении антироссийской и антирусской составляющей в информационной, культурной и образовательной политике, официально проводимой белорусскими властями.
Собственно говоря, речь идет о попытке возобновления в республике политики т.н. «белорусизации, которая в прошедшем XX столетии проводилась в Белоруссии в начале большевистской властью (1920-е годы), затем гитлеровскими захватчиками в оккупированной Белоруссии (июнь 1941 — июль 1944 г.г.) и, наконец, в начале 1990-х годов националистическими властями во главе с тогдашними председателями Верховного совета РБ Станиславом Шушкевичем и Мечиславом Грибом.
По словам Шушкевича, главной задачей любой «белорусизации» (кто бы ее ни проводил) всегда являлась «дерусификация» белорусского населения, т.е. лишение белорусов общерусской составляющей их национального сознания и искусственного формирования у них как минимум чуждого отношения к России.
Причем, если бы речь действительно шла о развитии собственно белорусской культуры и языка, это не вызывало бы никаких возражений. Ведь собственно белорусский язык является одной из форм русского языка, что еще в начале XX столетия было убедительно доказано выдающимся ученым-славистом, филологом, этнографом и палеографом Евфимием Федоровичем Карским. Вся плодотворная научная деятельность уроженца Гродненщины Е.Ф.Карского была посвящена языку и самосознанию жителей Белоруссии. Научные изыскания ученого нашли отражение в таких его работах, как «Обзор звуков и форм белорусской речи», «К истории звуков и форм белорусской речи», «К вопросу о разработке старого западнорусского наречия», «Что такое древнее западнорусское наречие?», «О языке так называемых литовских летописей», «Русская диалектология» и главном фундаментальном трехтомном труде «Белорусы», который стал итогом широких этнографических исследований.
Е.Ф. Карский был убежденным и последовательным сторонником принадлежности белорусов, вместе с великорусами и малорусами, к русскому народу, что являлось следствием существовавшей объективной реальности и соответствовало результатом его научных исследований. За выдающиеся результаты научной деятельности Е.Ф. Карский был избран академиком Петербургской (1916 г.) и Российской (1917 г.) академии наук и действительным членом Академии наук СССР (1925 г.).
Естественно, что, исходя из своих гражданских, нравственных и научных убеждений, академик Е.Ф. Карский не мог приветствовать тот «национальный эксперимент», который с единственной целью доказать, что царская Россия была «тюрьмой народов», затеяли большевики в отношении белорусской ветви русского народа. Он отрицательно относился к политике т.н. «белорусизации», которая фактически насильственно проводилась советской властью с момента создания Белорусской ССР в 1919 году.
Вскоре после провозглашения 1 января 1919 года БССР Е.Ф.Карский как «неблагонадежный и черносотенный элемент» был изгнан с должности профессора Минского педагогического института и подвергнут аресту. Однако научный авторитет академика Карского был столь высок, что, вопреки мнению партийных органов, в 1922 году ученый стал членом Института белорусской культуры (ныне Национальная академия наук Беларуси) и директором Музея антропологии и этнографии.
Но, несмотря на это, большевистские власти не прекратили преследований ученого-западноруса. Более того, они не могли остаться безучастными к таким вольностям со стороны научного сообщества. По мнению партийных функционеров, все это подрывало авторитет советской власти и политики КП(б)Б, и поэтому в 1926 году в печати началась кампания травли ученого. Его называли «черносотенцем», «погромщиком», «носителем белогвардейщины» и так далее. Особенно бурный всплеск партийного негодования вызвал тот факт, что в своем отчете о научной командировке на Украину Е.Ф. Карский назвал Львов «старым русским городом».
В 1927 году ЦК КП(б)Б на закрытом заседании приняло решение об исключении Е.Ф.Карского из Академии наук Белоруссии, а в 1929 году он был снят с должности директора Музея антропологии и этнографии. После чего выдающийся ученый был изгнан из БССР, вынужден был уехать в Ленинград, где и умер в 1931 году.
Следует заметить, что Евфимий Карский был далеко не единственным ученым-носителем идеи общерусского единства. В Белоруссии сразу после возврата западнорусских (белорусских) земель в лоно русского (российского) государства сформировалась и плодотворно творила блестящая школа западнорусской общественной мысли, основы которой еще в XVIII веке заложил Архиепископ Белорусский и Могилевский, философ и мыслитель Георгий Конисский.
Расцвет западнорусизма приходится на XIX – начало XX столетия. Вот только некоторые имена мыслителей-западнорусов: архиепископ Минский Михаил Голубович, митрополит Литовский и Виленский Иосиф Семашко, историки, писатели и просветители Ксенофонт Говорский, Иван Григорович, Платон Жукович, Григорий Киприанович, Михаил Коялович, Александр Миловидов, Иван Носович. В первой половине XX века на ниве западнорусской мысли плодотворно трудились Лукьян и Иван Солоневичи, Константин Харлампович.
Но все это богатейшее творческое наследие западнорусских мыслителей абсолютно не было известно широкой белорусской общественности. Советская власть объявила их творчество контрреволюционным и поставила вне закона. Ведь их взгляды в корне отличались от т.н. «ленинской национальной политики» и камня на камне не оставляли от большевистских и «национал-демократических» попыток сконструировать некую отдельную от русского народа белорусскую нацию.
Западнорусское течение общественной было запрещено, его представители были подвергнуты репрессиям, оказались в ГУЛАГе или были вынуждены эмигрировать. Причем этот запрет и абсолютное замалчивание западнорусизма продолжались в течение всего советского периода истории.
В постсоветское время положение практически не изменилось. Во-первых, представители власти, получившие образование в советское время, о трудах мыслителей-западнорусов просто ничего не знали. А во-вторых, западнорусизм не мог быть востребован белорусскими власть имущими, так как показывает историческую несостоятельность официальной идеологии, нацеленной на дальнейшее разделение Белоруссии и России.
Собственно говоря, несмотря на многочисленные сановные разговоры об идеологии белорусского государства, неоднократно создаваемые «тематические группы ученых» и регулярно проводимые общереспубликанские конференции, совещания и сборы идеологических работников, никакой внятной государственной идеологии в Республике Беларусь так и не сформулировано. И этому не приходится удивляться. Ведь задача, которая в действительности стоит перед разработчиками, имеет как минимум двойное дно.
С одной стороны, идеология белорусского государства как бы не должна (хотя бы внешне) противоречить исторической правде, а с другой, она призвана подводить обоснование под отдельное государственное существование Белоруссии от России и вневременное (это – сверхзадача) президентское правление Александра Лукашенко.
Но, так как говорится об этом исключительно полунамеками, то из уст представителей вертикали власти можно услышать взаимоисключающие мнения. Так, в отличие от президента Белоруссии, который при всей его неприязни к нынешнему руководству России неоднократно заявлял о национальном единстве белорусов с русским народом, председатель Совета Республики Национального собрания РБ Анатолий Рубинов считает, что история отношений Белоруссии с Россией полна вражды и стремления первой избавиться от господства последней. Вот что он пишет 6 июля 2010 года в главном идеологическом рупоре, газете администрации президента РБ «Советская Белоруссия», объясняя позицию Лукашенко в газово-нефтяном споре с российской стороной: «Иногда говорят, что история развивается по спирали, т.е. повторяется на каждом новом витке. Было время, когда белорусские княжества воевали с русскими. В составе Великого княжества Литовского белорусы частенько вступали в битвы с московским войском. Потом была Российская империя, в которой белорусам отводилась роль второстепенной нации, населяющей Северо-Западный край. Лучшие представители белорусского народа мечтали в то время лишь об одном – отстоять свое право «людзьмi звацца».
То, что подобные идеологические перлы являются прямым извращением исторических фактов академика Рубинова никак не смущает. К тому же (и это, пожалуй, самое главное для нынешних властей) подобные заявления непосредственно направлены на формирование у белорусов чувства опаски в отношении России, которая (по Рубинову) ничего в истории кроме неприятностей белорусам не несла.
Правда, здесь возникает вопрос, а как же быть с советскими временами? Ведь в Республике Беларусь едва ли не официально существует культ советского периода, и даже вопреки всей критике недалеко от Минска возведен историко-культурный комплекс «Линия Сталина», где по праздничным и памятным датам проводятся военно-исторические представления, прославляющие Красную Армию и советских солдат.
Но в этом случае у нынешнего белорусского агитпропа имеется иезуитская цель. Тот же Рубинов вынужден признать, что в советское время с помощью русского народа Белоруссия из «лапотного края» превратилась в промышленно развитую советскую республику. Вот, что он пишет в упомянутом номере «Советской Белоруссии»: «Потом пришло советское время, и на этом витке истории белорусы впервые после Великого княжества Литовского опять обрели возможность по-настоящему развивать свою культуру, науку, экономику, образование. И в этом нам оказали поистине братскую помощь русские люди. Именно благодаря их самоотверженным усилиям оказалось возможным в кратчайшие сроки превратить Беларусь из отсталой российской окраины в развитую передовую республику европейского уровня».
Однако, по мнению, внедряемому в сознание сограждан минским официозом, такое стало возможным исключительно потому, что коммунистическая партия в течение всего советского периода держала в узде русский/российский национализм. Но как только в ходе пресловутой перестройки эта партийно-чекистская хватка ослабла, российский национализм вырвался на свободу и разрушил в 1991 году Союз ССР. При этом с белорусской стороны снимается всякая вина за развал СССР и перекладывается исключительно на РСФСР-РФ.
Причем эту «оригинальную» трактовку разрушения СССР идеологи белорусских власть имущих почерпнули у российских псевдопатриотов, которые продолжают видеть в Лукашенко «вождя всех славян», пытаются насаждать этот миф в российском обществе и желают «поражения своему правительству» в экономических и прочих конфликтах с Республикой Беларусь.
Вот какую запись за 22 июля 2010 года сделал в своем «живом журнале» председатель Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития Юрий Крупнов: «Российский национализм — доктрина отказа от ответственности за постсоветское географическое и историческое пространство в целях строительства «нормального» национального государства РФ, «новой России». В своей чистоте российский национализм относится к бывшим советским республикам, «окраинам», как к абсолютно чужим. Именно российский национализм стал главным орудием развала СССР, и именно 12 июня 20 лет назад написанная «имперцем» Бабуриным Декларация о государственном суверенитете стала правовым основанием для РСФСР-РФ сбежать из Советского Союза и от «окраин»
Неудивительно, что такой взгляд вызывает неподдельный восторг у идеологов белорусской власти, так как позволяет перекладывать ответственность за сложившийся к осени 2010 года острый кризис в белорусско-российских отношениях на руководство Российской Федерации, российскую политическую и промышленную элиту, которые обвиняются в чрезмерной корыстности и эгоизме. При этом белорусский президент становится в позу обиженного, патетически заявляя: «мы с вами один народ, а вы с нас три шкуры дерете».