О долгой и брутальной российской войне с террором
Утром в понедельник 29 марта террористки-смертницы атаковали две станции метро в центре Москвы. Взрывы с интервалом в 40 минут, произошедшие в час пик, нанесли максимальный ущерб, в некоторой степени это было схоже с нападениями на пригородные поезда в Мадриде в 2004 году, с взрывами в Лондоне через год (7 июля) и многими другими публичными террористическими актами по всему миру. Это сходство было отмечено мировыми лидерами, которые не замедлили выразить не только сочувствие, но и сопереживание. Президент Франции Николя Саркози сказал: «Когда напали на Москву, напали на всех нас». В июне, за несколько дней до разоблачения российской шпионской сети, Барак Обама во время визита Президента России Дмитрия Медведева подчеркнул единение, отметив, что «террористы угрожают нашим народам, будь то на Таймс-сквер или в Москве».
Но если Россия сталкивается с аналогичной угрозой, это не означает, что она так же подходит к борьбе с терроризмом. В самом деле, в затяжной войне против экстремизма иногда кажется, что руководство России действует так, как подсознательно хотело бы поступать мировое сообщество – раскованно, мстительно, говоря прямо те вещи, которые европейские и американские лидеры не осмеливаются высказывать. Кремль и его генералы постоянно ведут войну на национальном уровне теми способами, которые по международным стандартам кажутся наглыми и жестокими. Да, Запад сделал свою чёрную работу за закрытыми дверями – действия ЦРУ, тюрьма в Гуантанамо – но в России такие действия практически праздновали. Газета со связями в Кремле хвалила нового прокурора за то, что он «грубый человек», который работает «на грани законности». Премьер-министр РФ Владимир Путин сделал запугивания частью своего политического имиджа. Но за позёрством лежит ключевой вопрос: чей подход лучше работает? Западные демократии пытаются примирить открытость с настороженностью. Власть Кремля ближе к самодержавию. Даёт ли это ему преимущество в войне с терроризмом?
Город-крепость
Москва была крепостью ещё до того, как стала городом. Кремль, построенный на Боровицком холме в 1156 году, был её первым величественным зданием. Первоначально оно было из сосны, потом – из дуба, известняка и, наконец, красного кирпича. По мере того, как росла толщина его стен, Москва начала «собирание России» – завоевание окрестных княжеств. Это было в начале расширения, которое достигло зенита при советской власти. К этому времени крупнейший в мире ковёр покорённых народов охватывал не только русских, но и более 100 этнических групп, говорящих на более чем 200 языках, проживающих в 11 часовых поясах. После распада Советского Союза Москва самоустранилась от их многочисленных затруднений, но некоторые регионы, которые агитировали за большую автономию, находились внутри вековых границ России. Главной среди них была Чечня, крошечная республика на Северном Кавказе (преимущественно мусульманском регионе), которая в двух неудачных войнах боролась за независимость. С 2007 года Чечня под властью сильной руки Рамзана Кадырова, поддерживаемого Кремлём президента, который впервые потушил все открытые очаги восстания. Но хватка Кадырова слабеет, и борьба против Кремля вспыхивает в соседних республиках, которые служат базой для групп повстанцев, успешно атакующих, начиная с юга России и до города-крепости на реке Москве.
29 марта женщины-бомбы, Джаннет Абдуллаева (17 лет), и Марьям Шарипова (28 лет), так называемые «чёрные вдовы» – молодые женщины, исповедующие радикальные взгляды после смерти или исчезновения своих мужей – взорвали себя. Обе они из Дагестана, который вместе с крошечной южной горной республикой Чечнёй и остальной частью Северного Кавказа является стратегически важным буфером между собственно Россией и её врагами на юге (например, Грузией Михаила Саакашвили).
В Дагестане, как в зеркале, отразилась история остальных стран региона. Постсоветский период был хаотичным и коррумпированным. Региональные органы власти поддерживали суфизм – вариант ислама, распространённый в Центральной и Южной Азии. Правительства создавали исламские школы и мечети, но их собственная продажная ненасытность подорвала доверие верующих. Поэтому, когда студенты и проповедники ваххабизма (строгая саудовской версия ислама) стали проникать на Северный Кавказ, эта вера казалась чистой, благочестивой и неземной.
Последовала кровавая клановая борьба между суфийскими властями, которые поддерживал Кремль, и набирающими силу ваххабитами, которая выплеснулась далеко за кавказские горы. В Дагестане бывший чеченский инженер Доку Умаров объявил себя эмиром несуществующего Кавказского эмирата. В видео-сообщении Умаров взял на себя ответственность за взрывы в московском метро, обращаясь к русским, он пообещал: «Я обещаю вам, что война придёт на ваши улицы, вы будете чувствовать её в своей жизни, чувствовать её на собственной шкуре».
Это не удивительно – слышать от лидера террористов отвратительные угрозы, но и власти России высказываются так же жёстко. Путин, который вскоре после вступления в должность президента в 1999 году, летал на российскую базу в Чечне раздавать кинжалы солдатам, высказался относительно сдержанно после взрывов 29 марта, заявив, что виновные «будут ликвидированы». Президент Медведев вскоре после этого прилетел в Дагестан, и по национальному телевидению была показана его встреча с офицерами. Он говорил, что Россия смогла «оторвать головы самых отъявленных бандитов», но, если потребуется, надо использовать более «жёсткие» методы. Кадыров высказался ещё резче в передовице российской газеты «Известия»: «Террористов надо преследовать, найти их логово, они должны быть смяты и уничтожены, их надо травить, как крыс».
Борис Дубин, социолог Левада-Центра в Москве, говорит, что риторика Путина, который когда-то пообещал «мочить в сортире» террористов, процветает на протяжении многих лет. Это расчётливый политический театр. «Существует русский код политического языка, – говорит Дубин. – Время от времени вы должны использовать грубую лексику». Эта бравада отголосками звучит в национальных выпусках телевизионных новостей, которые в значительной степени контролируются Кремлём. Характерной чертой путинской эпохи является то, что телевизионные новости избегают сообщений о катастрофах (основным СМИ потребовалось несколько часов, чтобы признать взрывы в Москве). А когда сообщения появляются, основной упор делается на спокойствии и решимости со стороны властей. «Общий рефрен русского телевидения в том, что Путин и Медведев всем рулят», – говорит Маша Липман, эксперт по СМИ Московского Центра Карнеги.
Русских, кажется, устраивают такие патерналистские сообщения. Опросы Дубина показывают, что рейтинг одобрения Путина колебался в районе 80% и до, и после последнего нападения, это же повторялось в ходе предыдущих национальных трагедий. «Это как если бы у нас было несколько ураганов «Катрина», а рейтинг одобрения президента и премьер-министра остался на уровне 80%», – говорит Липман.
Оборотная сторона патернализма
Но вера в Медведева и Путина не распространяется на нижестоящие учреждения, а это означает, что лишь немногие россияне склонны играть свою роль в войне с терроризмом. Жители Нью-Йорка знакомы с надписями: «Если Вы видите что-нибудь – сообщите». Обычный уличный торговец на Таймс-сквер, который первым обратился в полицию, в мае предотвратил взрыв дымящей во внедорожнике бомбы. Россияне мало доверяют своей полиции: в одном из исследований 55% заявили, что правительство ничего не может сделать, чтобы защитить русских от терроризма, а 24% сказали, что считают спецслужбы причастными к взрывам в метро.
Это недоверие к власти носит ещё более острый характер в иммигрантских общинах Москвы, где русские правоохранительные органы – в отличие от полиции, скажем, в Нью-Йорке или в Лондоне – не имеют осведомителей и не поддерживают другие полезные контакты. Правозащитница Светлана Ганнушкина, выступающая за права иммигрантских общин Москвы, говорит, что после предыдущих нападений это была «просто охота» по всей Москве на чеченцев, даже грузин, на всех кавказцев. Аналитик по безопасности Андрей Солдатов говорит, что ксенофобия среди должностных лиц – «самая большая проблема» в войне с терроризмом. «Правоохранительные органы всё время запугивают выходцев с Северного Кавказа. Им не доверяют, – говорит он. – Но если вы хотите бороться с терроризмом, вы должны работать в тесном сотрудничестве с этими общинами».
Посещение в пятницу Московской центральной мечети показывает, насколько маргинализирована мусульманская диаспора в Москве. К мечети ведёт забаррикадированная улица (видимо, заставленная автомобилями – прим. пер.), где нет свободного пространства, и сотни верующих кладут свои молитвенные коврики на асфальт. Глава мечети, имам Ильдар Аляутдинов поясняет, что в городе с 2 млн. мусульман власти разрешили построить только три мечети. «Вы можете говорить о правах человека, – говорит он, – но нам не позволяют молиться здесь».
Есть проявления более острой несправедливости – особенно по отношению к иммигрантам из стран Центральной Азии и с Северного Кавказа, которые становятся жертвами насилия на почве ксенофобии. Правозащитная организация «СОВА» сообщает о 19-ти убийствах, совершённых правыми экстремистами в России в первой половине 2010 года. В 2009 году за тот же период произошло 50 таких убийств. Наблюдаемое снижение может быть связано с активизацией давления на радикальные националистические группировки, но Аляутдинов говорит, что правительство до сих пор не может обеспечить достаточной защиты от виджиланте (практика организованного самосуда, когда добровольцы-виджиланты самостоятельно вершили расправу – прим. пер.). Когда я встречаюсь с лидерами ультранационалистической группы «Русский Образ» (Русский путь) – все с кинжалами, один с вытатуированной на ноге свастикой – они говорят, что не поощряют насилие. Но Евгений Валяев, один из лидеров, говорит: «Ни для кого не секрет, что северокавказцы являются основой и корнем террора в России». Его соотечественник Илья Горячев добавляет: «[мусульманская община] здесь служит в качестве инкубатора для терроризма… Они должны уважать наши права человека, если они хотят, чтобы их уважали».
Заявления Кремля после взрывов 29 марта были на удивление умеренными и в другом отношении: генералы по телевизору не говорили, что ислам – религия насилия, как это было раньше. Аляутдинов, как это ни парадоксально, связывает это с зависимостью России от Кадырова: назначенный президент Чечни является набожным мусульманином. Москва дала Кадырову свободу действий, что в последнее время становится всё более неблаговидным. В ходе беспрецедентной встречи в Кремле в марте правозащитники жаловались лично Медведеву, рассказывая об угрозах Кадырова. Один из участников рассказал мне, что Медведев казался сочувствующим, но в июле правозащитным организациям вновь пришлось уходить из Чечни после того, как Кадыров назвал их «врагами народа». Ставленников Кадырова также обвиняют в убийстве инакомыслящих и политических оппонентов внутри страны и за рубежом. Но Кадыров нужен Путину, а у России есть важные торговые партнёры на Ближнем Востоке. Кремль, похоже, приказал генералам отказаться от использования терроризма в качестве предлога для словесных нападок на ислам.
Бесспорная стратегия
На генералов можно накинуть узду, а на их оружие – нет. После взрывов в метро массовые наземные операции были проведены в некоторых дагестанских сёлах. Подробности носят отрывочный характер, но местные власти, как сообщается, использовали превосходящие силы. Журналистка Юлия Юзик была там и сказала, что во время одного рейда полиция просто взорвала дом с двумя разыскиваемыми внутри, вместо того, чтобы задержать их. Фотограф «Time» Юрий Козырев встречался со многими жертвами властей в Дагестане, в том числе с матерью, чей сын был убит сотрудниками полиции. Она сказала, что он выделялся длинной бородой.
Но в средствах массовой информации не было сообщений, и большинство россиян мало обращают внимания на то, что происходит в горах. «Люди забывают, что они живут в стране, находящейся в состоянии войны», – считает Андрей Черкасов из правозащитной группы «Мемориал». Законодатели не особенно стремятся узнать, что происходит. Среди «реформ», предложенных российским парламентом после взрывов, было предложение о карательных мерах против любых СМИ, цитирующих Умарова или дающих ему любую другую возможность высказаться.
Грубая тактика Кремля в борьбе с терроризмом коренится, главным образом, в том, что мало свободной прессы или политической оппозиции, которые могут призвать его к ответу за гибель мирных жителей. Представьте себе шум в Великобритании, если бы действия полиции против террористической группы в Лондоне привели к гибели большого количества мирных жителей. В России многие хвалили Путина за насильственное прекращение противостояния во время захвата заложников террористами в московском театре в 2002 году: 130 заложников погибли. Путин «заслуживает уважения за то, что поступил по-мужски, отдав приказ на штурм здания», – говорит Алексей Филатов, бывший подполковник специальных сил, который входит в ассоциацию ветеранов группы «Альфа», элитного подразделения по освобождению заложников в России. Путин также не побоялся критики два года спустя, когда заложники оказались в другой ситуации – в начальной школе в Беслане. Правительственные войска штурмовали помещение, несмотря на яростный огонь: 334 заложника погибли, в том числе – 186 детей.
Каждый террористический акт, по сути, был использован как предлог для ещё большего ужесточения контроля Кремля. Ответственность за кризис в Беслане, например, была возложена на местные органы власти, и с тех пор не было никаких региональных выборов, и все губернаторы стали лояльными назначенцами Кремля. Через два месяца после нападений 29 марта парламент расширил полномочия контрразведки России, давая её сотрудникам право выносить предупреждения людям, которые не совершили преступления, но их можно рассматривать как потенциальных преступников или террористов.
Ущемлённые правозащитные организации вынуждены собирать свидетельства очевидцев, чтобы выяснить, что происходит в Дагестане. «Мемориал», который начал с переписи прошлых нарушений советской системы, в настоящее время является основным голосом жертв насилия, пострадавших от Кремля, в таких местах, как Дагестан и Чечня. Андрей Черкасов, сотрудник этой организации, считает, что с момента окончания второй чеченской войны в 2000 году, по крайней мере, 3000 гражданских лиц исчезли. В основном, по вине сил безопасности, которые поддерживает Кремль. Одна из жертв – сотрудница «Мемориала» Наталья Эстемирова, которая была похищена и казнена летом прошлого года. Репрессии, происходящие сейчас на Кавказе, лишь продолжение долгой и жестокой стратегии, говорит Черкасов, и даже если Кремль победит, это будет просто «победа одного варварства над другим».
Заключение
Война России с терроризмом, по сути, гражданская война. «Наш Афганистан находится внутри России», – говорит Липман. Тем не менее, чаще всего война кажется далёкой. Это достигается тем, что Кремль отвлекает внимание на развлечения. На грандиозный митинг в Москве, проведённый прокремлёвской молодёжью из организации «Наши», 65000 молодых россиян привезли со всех концов страны, чтобы отпраздновать победу – не в войне с терроризмом, но во Второй Мировой войне. В выступлениях ораторов почти не упоминался терроризм, вместо этого они сосредоточились на других, выигрышных темах: лидерах оппозиции, иностранных СМИ и зарубежных лидерах, которые, видимо оскорбили память жертв России в Великой Отечественной войне. Подростки выстроились десятками, чтобы вернуть книги – якобы для возврата издателям – написанные оппонентами Кремля, такими как лидеры Грузии и Эстонии, и оппозиционерами, как Гарри Каспаров.
Авторитарный подтекст митинга, где все были одеты в псевдо-военные майки и были похожи, как патроны для «калашникова» из одной партии, пробирал до костей. Но был ещё один компонент – порядок, поразительный для России: 65 000 подростков, а ни один из них не курит и не употребляет алкоголь. Это напомнило мне о привлекательности ваххабизма экстремистов, которые вербуют молодых людей в Дагестане: в беспорядочности и грязи – чистая стреловидность мечетей и уверенное спокойствие лидеров ваххабитов являются огромным коммерческим преимуществом.
То же самое можно сказать и о Кремле. Его приём в том, что российские власти достаточно сильны, чтобы кулаками пробить путь к победе. Но взрывы ежедневно продолжают наносить удары на Северном Кавказе, и Москва остаётся в опасности. В середине июля, по данным полиции, были арестованы ещё шесть террористов-смертников, прежде чем они смогли «развернуться» в крупнейших городах России. Это реальное обвинительное заключение стратегии Кремля: его железный кулак бьёт по Кавказу, и Кавказ возвращает удары.