Перспективы осмысления правого экстремизма в России

Последние месяцы наблюдается относительное потепление во взаимоотношениях между Россией, с одной стороны, и рядом западных и восточноевропейских стран, с другой.

Несмотря на некую «оттепель» в российско-американских отношениях 2009-2010 гг. и на новое сближение между Москвой и Киевом весной 2010 г., долгосрочные тренды во внешнеполитических взглядах как российской элиты так и «простых» россиян с конца прошлого века и до сегодняшнего времени имели противоположный вектор.

В результате коренных изменений в российском политическом дискурсе последних лет, к началу второго десятилетия 21-го столетия радикальное антизападничество превратилось в значимое интеллектуальное и политическое движение, а высказывание националистических взглядов стало политически корректным в России. Растущий русский антиамериканский обскурантизм как и всё более популярная конспирология вокруг различных политических конфронтаций РФ с Западом или вокруг конфликтов «власти» с либеральной интеллигенцией придают российскому пост-имперскому синдрому особую остроту. Он всё больше напоминает агрессивную реакцию немецких политических и интеллектуальных лидеров на «позорный» конец второй германской империи в 1918 г. с их «легендой об ударе ножом в спину» («Dolchstoßlegende») — об иллюзорной вине «внутренних» врагов Германии и их иностранных вдохновителей за её поражение в Первой Мировой войне.

В худшем случае дальнейшая параноидальная интерпретация россиянами грузино-российских, украино-российских или похожих постимперских противостояний может вызвать новую эскалацию как межгосударственных конфликтов на территории бывшего СССР, так и российско-западных разногласий. Радикальное российское антизападничество на этом фоне превращается из объекта исследований новейшей истории политических идей в предмет актуально-политического анализа современной евро-азиатской безопасности.

Несмотря на эти, теперь уже многолетние, тенденции, изучение постсоветского русского ультранационализма представляет собой всё ещё неконсолидированный, разобщённый раздел сравнительных исследований международного правого экстремизма. Например, в публикациях, касающихся одних и тех же феноменов, авторы часто приходят к совершенно разным выводам относительно исторического объяснения, научной классификации и политической оценки исследуемых явлений. В некоторых случаях такую разнородность можно, конечно, только приветствовать, так как она прибавляет своеобразность этим статьям и книгам. Однако различия в выводах, толкованиях и определениях, представленных в некоторых анализах постсоветского правого радикализма, не всегда связаны только с оригинальностью мышления их авторов, сколько с недостаточным развитием нашей субдисциплины. Хотя общее поле наших исследований и некий круг кооперирующих специалистов существует и развивается, пока ещё рано говорить о состоявшемся научном сообществе (scientific community) исследователей русского ультранационализма. Это выражается, в первую очередь, в частом взаимном игнорировании авторами публикаций своих коллег, что в свою очередь снижает новизну и качество целого ряда академических публикаций на эту тему.

«Оформленная субдисциплина»?

В этой связи сложно согласиться с недавним утверждением Михаила Соколова, что уже к 2007 г. существовала некая группа исследователей, которая «с точки зрения частоты взаимного цитирования … представляет собой вполне оформленную субдисциплину, члены которой следят за работами друг друга» (см.: Соколов М. Изучая «русский фашизм»: несколько критических замечаний о дискуссии 90-х // Русский национализм в политическом пространстве: исследования по национализму в России / Под ред. М. Ларюэль. М., 2007. С. 32). В своём обзоре специализированной литературы Соколов рисует картину разделённого сообщества исследователей, в котором одна группа экспертов одержима метафорой «фашизма» и/или идеей политической «эпидемии» в российском обществе.

По Соколову, этот круг ведёт «Дискуссию» (sic) между своими членами, игнорируя при этом других авторов, работающих с иными концепциями, нежели фашизм. Можно согласиться, что есть некое сообщество — иногда лично знакомых — друг с другом исследователей, которые более или менее осведомлены с работами и даже цитируют своих коллег. Также верно, что члены этого неформального кружка специалистов чаще общаются между собой, чем с другими экспертами. Но всё же, идея о действительно содержательных, продолжительных академических дебатах, которые можно было бы именовать «Дискуссией» с большой буквы, как это делает Соколов, не говоря уже об «оформленной субдисциплине», увы, на 2010 г. кажется далёкой от реальности.

За последние десять лет, правда, состоялись

— серия значимых семинаров, посвящённых русскому национализму, инициированных Марлен Ларюэль во Франко-Российском центре гуманитарных и общественных наук при Институте научной информации общественных наук в Москве;

— ряд конференций, организованных Катрионой Келли и Энди Байфорд в Оксфорде и, так или иначе, относящихся к русскому национализму;

— несколько аналогичных секций и круглых столов на конференциях ведущих научных сообществ по восточноевропейским исследованиям, таких как ICCEES, AAASS, BASEES, ASN или ЕСПИ в Тампере, Арлингтоне, Кембридже, Нью-Йорке, Москве, Стокгольме или Берлине.

Однако, насколько мне известно, ещё не было ни одного крупного конгресса и не существует ни одной официальной структуры — напр. секции при одной из указанных ассоциаций или РАПН — посвящённой постсоветскому русскому ультранационализму. В чём-то московские Центры «Панорама» и «Сова» выполняли и выполняют функцию некоего институционального средоточия нашего неформального сообщества. Всё же, сотрудники «Панорамы» и «Совы», несмотря на огромную ценность своих публикаций, больше занимаются ежедневным мониторингом, сбором качественных и количественных данных, а также эмпирическим анализом, нежели историческими или теоретическими исследованиями русского национализма.

На сегодняшний день существуют

— несколько дайджестов новостей и бюллетеней, посвященных в той или иной мере нашему предмету, среди них «News Releases» и «Reports and Analyses» Центра «Сова», «Bigotry Monitor», «UCSJ News», «The Russian Nationalism Bulletin», «MBHR Chronicle», «National Identity in Russia from 1961: Traditions and Deterritorialisation — Newsletter», «Blickpunkt Demokratie und Extremismus Newsletter Osteuropa»,

— ряд свободно доступных сайтов по той же теме, в том числе «Национализм и ксенофобия», «Coalition Against Hate», «Russia-Bear in Integrating Europe», «Antirasizm.ru», «Russian Nationalism Links»,

— закрытая LinkedIn-группа «Researchers of Russian Nationalism», как и

— несколько журналов, в которых относительно часто публикуются члены нашего неформального сообщества, напр. «Неприкосновенный запас», «Вопросы философии», «Политическая экспертиза», «Ab Imperio», «Pro et Contra», «Demokratizatsiya», «Nationalities Papers», «Вестник общественного мнения», «Forum für osteuropäische Ideen- und Zeitgeschichte» и «Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры».

Но этого мало для того, чтобы уже можно было говорить об «оформленной субдисциплине», как предполагает Соколов. У нас пока что нет ни серьёзной академической институциональной базы, т.е. ассоциации или НИИ, ни периодического академического издания, т.е. специализированного журнала или ежегодника, ни регулярных форумов обмена мнениями, т.е. постоянных серий семинаров или конференций. В настоящее время недавно созданная в Германии англо-русско-немецкоязычная книжная серия «Soviet and Post-Soviet Politics and Society» делает возможной публикацию монографий и сборников по теме. Но это издание существует всего лишь с 2004 г. и поэтому ещё мало известно. В любом случае, такая книжная серия вряд ли станет платформой для интерактивного обмена между членами чаемого научного сообщества.

Помимо организационных недостатков, стоит упомянуть скудность академической литературы, которая бы смогла концептуально очертить предполагаемую субдисциплину. По моим подсчётам, упомянутая глава Соколова — всего лишь десятая статья, освещающая и критикующая развитие субдисциплины за последние 20 лет.

Эти не очень подробные тексты разбросаны по разным журналам и пользуются относительно небольшим вниманием. Показательно, что Соколов в своей статье не упоминает ни одну из них. Историографическая книга о возникновении и развитии исследований современного русского ультранационализма вовсе отсутствует.

Самые значимые как причины, так и следствия недоразвитости нашей дисциплины, однако, относятся к самим исследованиям, т.е. академическим статьям и книгам, составляющим суть нашей формирующейся субдисциплины. Многие из нас охотно относят предметы и результаты своих анализов, в основном, к:

— европейским сопоставимым явлениям (напр., немецкой межвоенной «консервативной революции» или западноевропейской послевоенной «новой правой»),

— международно признанным подходящим концепциям (напр., «фашизм» или «метаполитика») и

— западным релевантным теориям (напр., Пьера Бурдьё или Роджера Гриффина).

Большинство из нас читает множество исследовательских работ для исторической, компаративистской и теоретической контекстуализации своих исследований и активно употребляет для оформления своих анализов различную академическую литературу. Однако, только некоторые члены нашего сообщества (если такой термин вообще уместен на данный момент) также серьёзно относятся к научной и публицистической литературе по собственной теме своих исследований.

Всё больше исследований имеют сильный сравнительный элемент и отличную концептуальную базу. Возникающий массив литературы, тем не менее, остаётся неудовлетворительным, а иногда парадоксальным. Несмотря на всю бόльшую теоретическую изощрённость, только часть новых исследований в конечном счёте приобретает кумулятивный характер, т.е. выполняет функцию информативных продолжений, необходимых коррекций и полезных модификаций предыдущих анализов. Значимая часть исследований постсоветского правого радикализма всё ещё развивается скорее параллельно, чем в эффективном сотрудничестве или плодотворном споре их авторов. Иногда низкий уровень саморефлексии нашей неоформленной субдисциплины уже виден в сносках новых исследований, где порой попросту отсутствуют указания на предыдущие академические публикации по той же теме.

Обзор Соколова, конечно, является одним из исключений из этого «почти что правила», так как весь он посвящен предыдущим исследованиям и пытается открыть некий фронт внутри рудиментарного сообщества аналитиков постсоветского национализма. Хотя я не совсем согласен с тем, как Соколов делит наш небольшой круг, я полностью поддерживаю его критические рефлексии насчёт ранних исследований и его попытку идентифицировать некую структуру расхождений в подходах к современному правому экстремизму в России. Всё же, в связи с вышеуказанным положением дел внутри сообщества, Соколов вводит читателя в заблуждение, говоря о «вполне оформленной субдисциплине».

Даже среди участников той «Дискуссии», которую старается обрисовать Соколов, т.е. внутри эксклюзивного клуба одержимых «эпидемиологическим» подходом к русскому национализму и «метафорой фашизма» исследователей, нет того диалога, который бы требовался для того, чтобы говорить о полноценном scientific community. Наблюдается, правда, постоянный рост личных знакомств в сообществе и всё большое количество коллективных публикаций. Тем не менее, круг исследователей русского национализма, в большинстве своём, пока всё ещё напоминает скорее пресловутую Gesellschaft обособленно работающих индивидуумов или аморфную Klasse an sich, чем состоявшуюся Klasse für sich или идеальную Gemeinschaft органично связанных частей единого (хотя, по примеру соколовской аргументации, всё таки делимого) проекта.

В 1990-х эту ситуацию можно было рассматривать как естественную «детскую болезнь» нашей лишь недавно возникшей «прото-субдисциплины». К тому же, что касается российских аналитиков, здесь нельзя не упомянуть, что им приходится работать в сложных условиях…

Имеется в виду плачевное состояние большинства российских научных библиотек, ограниченность грантов для посещения международных, а иногда и российских конференций, так и просто-напросто сложное финансовое положение подавляющего большинства российских учёных — не в последнюю очередь обществоведов и гуманитариев.

Примеры историографических упущений

От значительных библиографических упущений, однако, страдали и страдают исследования не только российских, но и западных исследователей, несмотря на то, что им относительно несложно получить доступ к нужной академической литературе. Например, Джудит Девлин в 1999 г. опубликовала целую монографию о постсоветских российских антидемократах (Devlin J. Slavophiles and Commissars: Enemies of Democracy in Russia. Basingstoke, 1999), не упоминая ни один из основополагающих на тот момент аналитических справочников и коллективных трудов агентства «Панорама» 1994-1998 годов. Вера Тольц, в свою очередь, в своей в целом информативной статье похожего направления 1997 г. полагалась преимущественно на досье и аналитические справки «Панорамы», не упоминая большинство уже тогда значимой западной и российской публицистической и академической литературы по поздне- и постсоветскому правому экстремизму.

Если в девяностых такие упущения представлялись простительными, а их причины понятными, то в новом веке похожие явления кажутся странными. В библиографии вышедшей в 2004 г. книги «Опасность крайнего национализма в России» (Parland T. The Extreme Nationalist Threat in Russia: The Growing Influence of Western Rightist Ideas. L., 2004), позднего Томаса Парланда, автора одной из первых фундаментальных монографий нашей дисциплины 1993-го года (Parland T. The Rejection in Russia of Totalitarian Socialism and Liberal Democracy: A Study of the Russian New Right. Helsinki, 1993), не упоминается ни одна научная статья по теме его исследования, опубликованная в ведущих академических журналах по изучению современной России, таких как «The Slavic Review», «The Russian Review», «Europe-Asia Studies», «Post-Soviet Affairs», «Communist and Post-Communist Studies», «Problems of Post-Communism», «Политические исследования», «Социологические исследования», «Мировая экономика и международные отношения», или «Мониторинг/Вестник общественного мнения».

Пожалуй, наиболее показательными в этом отношении публикациями являются недавно вышедшие в ведущем немецком журнале «Osteuropa» (Восточная Европа) и престижном американском издании «The Harriman Review» (Вестник Института им.

Аверелла Гарримэна, Колумбийский университет г. Нью-Йорк) тексты американского политолога Александра Мотыля. Утверждая ни много, ни мало, что российское государство стало к 2009 г. «протофашистским», «фашизоидным» или даже «фашистским», Мотыль, например, в своей немецкой статье «Россия — народ, государство, лидер: элементы фашистской системы» обходится без упоминания каких-либо вторичных источников по теме своих научных интересов — фашизм в постсоветской России. Автор полностью игнорирует как научную литературу по вопросу идентификации и классификации постсоветских русских фашистских тенденций, так и академическую дискуссию относительно сравнения РФ с Веймарской республикой — не говоря уже о десятках академических и других аналитических публикаций о постсоветских ультранационалистических идеологиях и группировках. При этом Мотыль умудряется обходить своим вниманием подавляющее большинство специалистов-регионоведов, т.е. историков, политологов, социологов и т.д., занимающихся политическим экстремизмом и авторитаризмом исключительно или преимущественно в Восточной Европе и России — не в последнюю очередь тех аналитиков, которые раннее публиковали относящиеся к российскому ультранационализму и авторитаризму статьи в том же журнале «Osteuropa», в котором Мотыль решил впервые подробно представить свои находки.

Развивая свою дефиницию фашизма как родового понятия, Мотыль опирается на определения этого феномена такими компаративистами, как Майкл Манн, Стэнли Пэйн, Роберт Пакстон, Роджер Скрутон и Хуан Линц, которые, насколько мне известно, никогда подробно не комментировали развитие правого экстремизма в постсоветской России. А значимых знатоков международного фашизма, которые в той или иной мере занимались сегодняшним русским ультранационализмом, Мотыль в этой статье почему-то ни словом не упоминает. Это касается как тех авторов, которые, как Александр Галкин, Уолтер Лакёр, Джеймс Грегор или Леонид Люкс, довольно подробно писали о постсоветском русском правом экстремизме со сравнительной точки зрения, так и тех ведущих компаративистов, таких как Роджер Гриффин, Роджер Итвэлл, Михаель Минкенберг или Вольфганг Випперманн, которые, так или иначе, затрагивали проблему постсоветского русского ультранационализма в своих сравнительных исследованиях. На фоне подобных упущений уже не удивляет, что Мотыль также полностью игнорирует (а, возможно, и не особенно хочет знать) вторичную литературу о дискуссиях концепции фашизма в постсоветской России.

Всё это могло бы остаться без особого внимания. Однако, Мотыль оказывает изучению постсоветского ультранационализма медвежью услугу, поскольку он запутывает обсуждение вопроса о русском фашизме. Действительно, в сегодняшней России есть представители разных идеологий, которых можно было бы, со сравнительной точкой зрения, классифицировать как «фашистские». Некоторые из них — напр., Жириновский, Дугин — частично интегрированы в путинский режим. Однако самого Путина, его непосредственное окружение или «Единую Россию» вряд ли стоит понимать как «фашистские».

Поднимая ложную тревогу, Мотыль своей статьей оказывает негативное влияние как на возникновение историографии постсоветского фашизма, так и на общий ход развития россиеведения после распада СССР. Его классификация девальвирует важный аналитический инструмент исследователей русского национализма. Если сегодняшний российский режим — уже, по крайней мере, частично фашистский: к какой категории тогда отнести всех тех российских экстремистов правого толка, которые всё ещё стремятся к коренному преобразованию, по их мнению, до сих пор слишком либерального постсоветского российского государства? Если путинская реставрация царско-советских имперских традиций и подходов уже «фашизоидная» или «фашистская», то как тогда классифицировать по своим целям, структурам и размерам, совершенно новые концепции российской империи, предложенные, скажем, в «Последнем броске на Юг» Жириновского или «Основах геополитики» Дугина?

Хотя недавняя статья Мотыля, пожалуй, самый яркий пример неадекватного подхода учёного к предмету правого экстремизма в России, многие из нас, наверное, могли бы назвать и другие случаи, когда тот или иной публицист в своей статье или книге «снова открывает Америку».

Новый веб-проект по российскому антизападничеству

На этом фоне Айхштеттский Центр по изучению Центральной и Восточной Европы (ZIMOS, Верхняя Бавария) в 2009 году начал воплощение четырехтомного коллективного проекта под названием «Антизападные идеологические течения в постсоветской России и их истоки» в рамках своего электронного журнала «Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры». Один из мотивов данного проекта — это упрощение для сегодняшних и последующих исследователей русского национализма доступа к научной литературе о его идейных основах, особенно о т.н. «неоевразийстве» и близких ему теориях и деятелях. Мы не только хотим познакомить читателей с ранее неопубликованными исследованиями. Мы также преследуем цель обратить внимание уважаемых коллег на целый ряд, как нам кажется, важных статей, которые ранее печатались в разных журналах или книгах, но не были выложены для свободного доступа в интернете и, вследствие этого, иногда оставались незамеченными заинтересованной публикой.

Поэтому главным условием принятия текста для публикации, помимо качества анализа, было то, что статья не должна была ранее выходить на русском языке в электронном журнале, аналогичном «Форуму», как, например, в периодических изданиях, представленных в превосходном российском интернет-проекте «Журнальный зал». Часть опубликованных в ходе нашего проекта статей ранее уже выходили на русском, английском или немецком языках. Они лишь не были до этого свободно доступны в мировой сети на русском языке или же были — в двух-трёх случаях — «спрятаны» на относительно малоизвестных сайтах. Собрав значимые уже опубликованные исследования, а также ряд достойных новых работ в одном многотомном электронном сборнике, который сформируют четыре номера «Форума» 2009-2010 гг., мы постараемся к моменту завершения проекта частично изменить ситуацию в коллективном международном изучении современных российских антизападных идеологий и идеологов — особенно тех, которые в той или иной форме выступают под лозунгом «евразийства». (Мы можем рассмотреть добавочные статьи для возможной публикации до 1 декабря 2010 г. Будем рады получить до этой даты тексты, соответствующие качеству ранее выставленных статей и существенно дополняющие уже принятые на данный момент тексты.) К предположительному концу проекта в 2011 г. большая часть достойных внимания статей на эту тему будет опубликована, во-первых, на русском языке, т.е. на «lingua franca» россиеведения, во-вторых, на одной и той же «площадке», т.е. в нескольких номерах «Форума», и, в-третьих, открыта для беспрепятственного прочтения, т.е. для свободного копирования в формате PDF.

Это само по себе ещё не решит задачу становления интегрированного научного сообщества исследователей российского радикального антизападничества. Однако мы надеемся, что взаимное игнорирование коллег, работающих в этом направлении, должно уменьшиться. По крайней мере, оно станет менее легитимным, так как уже нельзя будет ссылаться на неизвестность или недоступность текстов опубликованных авторов. В начале, конечно, каждому из нас это прибавит «хлопот», так как придётся — кому-то, возможно, впервые за свою публицистическую карьеру — прочитать большой массив вторичной литературы на нашу тему и принять к сведению и оценить множество интересных открытий своих «конкурентов». Однако в долгосрочной перспективе мы все выиграем от большего знания итогов исследований своих коллег и от возможного диалога между исследователями со сходными или близкими предметами или подходами.

Есть надежда, что в результате проекта и последующего обширного взаимного чтения, как и возможного общения коллег, повысятся тематическая сфокусированность, историческая обоснованность, эмпирическая насыщенность и концептуальная ясность будущих вкладов в нашу формирующуюся субдисциплину.