Совет Европы: универсалистский диктат
В конце октября Совет Европы опять выступил с рекомендациями в адрес России, касающимися ее внутреннего политического устройства. Некий конгресс местных и региональных властей СЕ предложил России вернуть прямые выборы губернаторов, отменить «новый закон об увольнении мэров», сократить объем общих компетенций между федеральными, региональными и местными органами власти, облегчить регистрацию политических партий на местном и региональном уровне, а также заняться на местах антикоррупционной деятельностью.
Вообще, строго говоря, содержательно все это верно. И значительную часть самих этих мер в той или иной форме поддерживает большинство граждан России. Например, 59% россиян выступают за возврат к прямым выборам глав субъектов Федерации и только 20% возражают против этого.
Только СЕ никак не может понять, что выступая с подобного рода рекомендациями, он только затрудняет реализацию этих мер. После инцидента с отставкой Лужкова вопрос о выборах губернаторов будет вставать снова и снова. Идея о смещении мэров вообще ни с чем несообразна. Упрощать процедуру регистрации политических партий, а, возможно, и отменять ее, кончено, необходимо. Не государство должно контролировать партии, а партии должны контролировать государство.
Но как только все это начинает говорить Совет Европы и представляющие его экстравагантные личности, желательность таких мер тут же начинает падать в глазах общества, а их сторонники оказываются в нелепом положение чуть ли не «агентов влияния» структуры, которая дискредитировала себя недоброжелательным отношением к России.
С другой стороны, попытка некой инстанции судить о нормах, по которым должна жить та или иная страна в Европе или мире, является возвратом ко временам, предшествовавшим заключению Фестфальского мира. Тогда Папы отлучали от Церкви глав государств и диктовали народам, как им исповедовать религию и устанавливать нормы своей внутренней жизни. Жившие к тому времени в Германии и Австрии «Римские Императоры» пытались делать то же самое. Внешние центры силы стремились, апеллируя к тем или иным универсалистским (или выдаваемым за универсалистские) ценностям устанавливать свой контроль над рождающимися национальными государствами и народами.
Что, собственно говоря, утверждал Вестфаль?
Прежде всего, идею баланса сил: ни одно государство не должно было доминировать над остальными, и каждое из них рассматривалось как обладающее всей полнотой власти на своей территории. Это предполагало право каждого государства требовать невмешательства в свои дела. То есть было признано, что все государства являются равными.
Власть некоего одного центра не должна была подчинять государства своей воле, то есть была упразднена претензия на однополярность, как со стороны «Римской империи», так и со стороны «Римского престола».
Было признана веротерпимость на территории каждого государства, подтверждена конфискация церковных земель и отвергнуты претензии Папы Римского на обязательное для каждой отдельной страны толкование религиозных положений. То есть, Папа мог их трактовать, как хотел, но обязательной силы для национальных государств это уже не имело. Тем самым, была отвергнута претензия некоего общего мирового центра на приоритетность своей морально-ценностной власти над национальными светскими властями.
Понятно, что в известной мере эти принципы и нормы сегодня поколеблены. Но на этом основании можно сделать вывод как о необходимости отказа от них, так и о необходимости их укрепления.
Собственно, западные страны все время существования ООН тяготели к трактовке этой организации, как наднационального правительства, тогда как СССР (и сегодня – Россия) всегда отстаивал идею ее межгосударственного характера, при сохранении ведущей роли национальных правительств.
К концу XX века идея верховенства «прав человека» и «универсальных норм демократии» над национальным суверенитетом стала все более активно использоваться в целях подавления нелояльных Западу режимов. Она превратилась в морально-правовую базу, которая позволяла под абсолютно безукоризненным предлогом вмешиваться в дела национальных государства.
Принцип «суверенитета национального государства» означает, что вопросы своей жизни, своего устройства решает само это государство. При нормальном, демократическом устройстве – народ этой страны. При авторитарном режиме – власть этой страны. Суверенное национальное государство может быть авторитарным, может быть демократическим. При отказе от «жесткого понимания суверенитета» это государство лишается права самостоятельно определять свое устройство. Подобные вопросы решаются уже не внутри страны, а вне ее.
Если при сохранении национального суверенитета народ может быть хозяином в своей стране, а может и не быть, то при отказе от него он заведомо отказывается от права быть хозяином.
Отказ или пересмотр принципа национального суверенитета означает почти автоматическое разрушение и остальных норм Вестфаля:
– отказ от идеи баланса сил и признание права на доминирование одних государств над другими;
– утверждение, что национальные правительства не обладают полнотой власти над своей территорией, то есть, что они подвластны внешним структурам;
– признание приоритета тех или иных внешних интересов над интересами данного народа и данной страны.
Все это означает признание в международном масштабе тех или иных морально-правовых установок, обязательных для исполнения всеми государствами, и некоторого мирового центра, обладающего правом на трактовку этих ценностей и надзор за их соблюдением.
В довестфальском, средневеково-европейском мире такими ценностями были религиозные постулаты. Сегодня на этот статус претендует другой свод правил – «Всеобщая декларация прав человека». Конечно, на первый взгляд, сравнение «Декларации» с практикой папского престола в Средние Века может показаться произвольным и странным. Только ведь и тогда Папы выступали от имени свода моральных норм, ничуть не уступавших «Декларации» и, безусловно, куда более универсальных и предметных – «Десяти заповедей» и Нагорной проповеди.
В этом отношении «Декларация прав человека» и требование ее неукоснительного соблюдения оказываются универсальным инструментом тех мировых центров, которые претендуют на то, чтобы трактовать эти права и контролировать их соблюдение.
Вопрос не в том, хороши или нет рекомендации Совета Европы. Вопрос в том, что само выдвижение этих требований есть утверждение своего приоритета над теми, по отношению к кому они выдвигаются.