Ликвидатор аварии на Чернобыле о сериале: «Что они себе напридумывали?!»

Ликвидатор аварии на Чернобыле о сериале: «Что они себе напридумывали?!»

Александр и Раиса Ремезовы — одни из тех, кто работал на ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Но, как ни странно, эти двое даже благодарны тому, что произошло в 1986 году.

Спустя много лет Александр смотрит сериал "Чернобыль" и возмущается:

— Что они там себе напридумывали? Да я три дня в очереди стоял, мы химическим карандашом номерки на руке слюнявили, чтобы нас записали в добровольцы. А тут сидят какие-то, ноют, пойдем, не пойдем… Свои бы голову быстренько вправили, если бы кто-то начал мямлить. Да и не просили там никого. «Ты — сюда, ты — туда, двое за мной!» — вот так все работало. Некогда было рассусоливать.

Там работники станции были самыми ответственными. Если начальство говорило «Встань и иди» — станционный вставал и шел. Тут же. Это мы, вольнонаемные, покааа расчухаемся!.. А у них все четко и без промедлений, знали они цену промедлениям. Но никто и никогда не сомневался и не дергался.

Большинство ехало туда без страха. Страх потом приходил, когда видели, как враскоряку ходят в «поясах верности» (накладки, защищающие от радиации детородные органы — авт). Нам, мальчикам, это важно было, так что это был первый страх. Я вырос в семье атомщиков, был, вроде просвещен о том, как спасаться, чем грозит… Но радиация — вещь невидимая. Так что начинаешь забывать об опасности. Пока не наорут — не умоешься лишний раз. Хорошо хоть орали… А так — беспечные были, дураки…

Александру сейчас 54 года, Рая на пару лет постарше. У них трое детей и двое маленьких внуков. Александр абсолютно лыс, но жизнерадостен и полон планов, Раиса после недавнего инсульта разрабатывает руку — немного не слушаются два пальца. Рая была хирургом, так что работу в операционной пришлось оставить. Теперь только консультации в поликлинике.

История этой семьи тесно связана с Чернобылем. Не случись тогда аварии — эти двое никогда бы не познакомились.

Александр был в числе тех, кто заселял новый город

Сашу привезли в Припять еще совсем ребенком. Новенькая школа, бассейн, зимой каток возле дома. Свежепосаженные деревья росли вместе с ним. Последний звонок, выпускной, техникум, потом армия — все как у всех.

Первая любовь — куда же без нее? Уже в армии узнал, что девушка его не ждет, остался на сверхсрочную службу, казалось, что возвращаться незачем. В 85 году все же вернулся, отслужив лишний год. После «дембеля» как начал пить, так и не мог остановиться: друзья, пьянки, дебоши, девчонки…

Родители, работники станции, пытались вернуть парня к нормальной жизни, но Саша никак не мог остепениться. Он пытался, но каждый раз, наткнувшись на свою бывшую, снова уходил в запой. Дострадался до того, что однажды чуть не утонул на рыбалке, упав пьяным рядом с берегом. Друзья его откачали, но Саша решил уехать, чтобы больше не испытывать судьбу.

Уже почти получилось начать новую жизнь.

Обосновался в Киеве, стал готовиться к поступлению на физтех. Душа не лежала, но таким образом хотел попросить прощения у отца. Он работал инженером на ЧАЭС и всегда хотел, чтобы сын пошел по его стопам.

Поступить Александр не успел — случилась авария. К тому времени вся семья была в Киеве, потому что отца положили на операцию. Так что самые страшные моменты трагедии они пережили вдали от эпицентра событий.

Но Александр не мог найти себе места: где-то там оставалась его девушка, которую он так и не мог забыть. Информации никакой не было. Нет, уже было известно и об аварии, и о том, насколько и чем загрязнены территории вокруг Чернобыля. Но куда вывезли людей — было неизвестно.

Тогда Саша не знал, что его Веру вместе с семьей временно поселили в школе буквально в соседнем микрорайоне Киева. Не найдя себе применения, Александр пошел добровольцем в ликвидаторы.

В первую свою вахту Александр получил большую дозу радиации и был отправлен в Киев уже через неделю. Рассказывает, что смешно выглядел — выпали брови и ресницы, а волосы остались на месте. В тот раз обошлось: лучевая болезнь не накрыла, только зря провалялся в больнице.

Под диспансеризацию и лечение ликвидаторов тогда переоборудовали отдельно стоящее здание инфекционного отделения. Кто-то кричал, кто-то умирал, но кто — Саша не знал: в боксах размещали по одному. Вот тогда, говорит, было страшнее всего.

Когда выписали — опять потопал на сборный пункт. Двум смертям не бывать. Пришлось повоевать за то, чтобы пустили снова на вахту. Отговаривали, даже участковый приходил. Уперся и поехал. Через две недели снова на больничную койку, но теперь с ожогами, причем, с обычными, не «графитовыми»: в армейском кунге разорвало буржуйку после того, как в нее плеснули бензином.

«Слишком модное всё в сериале, а у нас в больницах были утка, капельница, кровать»

— С пострадавшими особо не разбирались. Из Чернобыля? Фонишь? Ожоги? В карантин. Я тогда красавец был, весь в волдырях, меня запихали в «чистую комнату». Койка, утка, капельница, пеленка прикрыться и целлофан толстый вокруг. В сериале прямо все такое модное! Руки пластиковые, перчатки — не было у меня в палате ничего такого. Смотрел, как девочки путаются в слоях целлофана, пока ко мне проберутся с уколами.

Вот они нас боялись! Заскочит медсестричка, вся красная, воткнет укол или кровь возьмет и бегом назад! Или бледная наоборот. Только одна не боялась, спокойно и капельницу поменяет, и повязки. Мне стыдно было — ужас. Она молодая, красивая, а я тут с уткой и пеленочкой. Шутила постоянно… Дошутилась.

Я тогда свою Веру уже даже не вспоминал. Но и о новых отношениях не думал. Какие отношения, когда врачи тебе сказали, что ты уже не мужик и мужиком не будешь? И детей своих тоже не будет. Это сейчас я уже смирился с этим, а тогда мне 22 было. В общем, я от Раи бежал как от огня. Так что это не я ее, это она меня замуж брала. Чуть ли не силой, — смеётся Александр.

С тех пор прошло много лет. Лучевой болезни, как ни странно, Саше удалось избежать, хоть другие последствия облучения никуда не делись.

— А дальше, ну что… Пожили пару лет вдвоем, потом заскучали: у всех вокруг коляски, дети. Я смотрю, у Раи глаза тухнут. Говорю, давай в доме малютки себе ляльку возьмем. А потом где лялька, там и нянька. В общем, три года — три ребенка. Какая разница, кто родил?

Вообще, конечно, не случись Чернобыля, может меня и в живых бы не было, спился бы из-за бабы как дурак. А так — вон, уже внуки. Рая вот только напугала своим инсультом. Ну, не все ж за меня бояться. Так что кому война, а кому мать родна.

Вспоминаем, конечно все, что происходило. А когда смотрю вот это вранье — злюсь. Все плохие, все до власти жадные, все глупые — как мы вообще сумели что-то сделать? Не понимаю! Легасова видел — он постоянно где-то бегал, не останавливался ни на минуту. Все знали кто это и напрягались, когда он появлялся. Если бежит — значит, сейчас оттуда прибегут за кем-нибудь.

Очень удивился, когда узнал о его смерти. Не похоже это было на человека его характера, не должен он был сломаться.

И Щербину видел — постоянно лицо красное. Орал много, но и решал все. Если что-то надо было достать — все доставал. Тоже жалко мужика, рано ушел. Глыба. Ну, ничего, мы еще повоюем. Жаль только, что о нас так за рубежом до сих пор думают, как в сериале показали…

А вообще, свое снять нужно, пока еще остались те, кто своими глазами все видел.

Иногда смотришь передачи про Чернобыль и хочется туда поехать, пройтись по местам «боевой славы». Показали каналы как-то раз, где я чуть не утонул. Так там теперь такие сомы плавают — с человека величиной! Никто же их не косит… А потом погладишь лысину и думаешь: «Ну его! Я еще внукам нужен».

Источник: news.rambler.ru