Почему у нас востребованы националистические идеи?

Почему сегодня в стране, победившей фашизм, националистические идеи востребованы больше, чем социал-демократические и либеральные?

18 декабря 1925 года на 14-м съезде ВКП(б) Сталин прочитал доклад «о троцкизме». Отталкиваясь от этой даты, в очередной передаче «Осторожно, история!» решили обсудить: в какой степени идеи Льва Троцкого актуальны сегодня, зашагает ли Россия «левой» и когда? Дискутировали на эту тему в студии «Эха Москвы» член бюро партии «Яблоко» Алексей Мельников, профессор МГУ, доктор экономических наук Александр Бузгалин и заместитель директора Центра политических технологий Борис Макаренко.

Об актуальности «троцкизма»

Борис Макаренко: Думаю, Троцкий и сегодня живее всех живых. Идея переделать мир на эгалитарных основах, под глобальными знаменами, всегда будет жива. Особенно среди молодежи. Правда, с 1970-х годов классическое деление на левых и правых постепенно утрачивает свою актуальность. Приходят другие ценности — от, извините, сексуальных ориентаций до экологии, антиглобализма. Нельзя сказать, что это прямое продолжение Троцкого, но многое совпадает с его идеями.

Алексей Мельников: На мой взгляд, время Троцкого прошло. Возникновение сталинского государства — логическое следствие краха идей мировой революции.

О тяге к патернализму

Макаренко: Россия остается глубоко левой страной. У нас колоссальная тяга к государственной экономике — 60-70% граждан до сих пор выступают за то, что весь бизнес, кроме мелких ларьков и мастерских, должен принадлежать государству. Предпринимательство, инициатива, предприимчивость не относятся к числу тех ценностей, которые поощряются и продвигаются. Когда надо найти деньги на перераспределение в пользу пенсионеров, инвалидов, других льготников, мы находим их у частного бизнеса, отчего еще больше его душим. Эти идеи — сильный госсектор, перераспределение налогов, недоверие к частной инициативе — характерные черты классических левых движений.

Александр Бузгалин: Позволю себе реплику. Если у нас страна перераспределения, то извините, почему сельский учитель получает в лучшем случае 5-7 тысяч рублей, а олигархов даже во время кризиса становится все больше? Это перераспределение от очень квалифицированного творческого работника, сельского учителя в пользу того, кто паразитирует на общенародных ресурсах в нефтяном, газовом, металлургическом и прочих секторах. А что касается бизнеса, то наш бизнес инициирует коррупцию ничуть не меньше, чем наше бюрократическое государство.

О левых националистах

Бузгалин: Левые левым рознь. Есть левые, выступающие с социалистических позиций, где демократия и интернационализм являются неотъемлемой частью. Есть левые, которые выступают с державно-государственнических и националистических позиций, паразитируя на левой идее в экономике. К сожалению, в России сегодня таких «вторых левых», соединяющих сталинизм, национализм и социальные идеи в экономической сфере, — большинство. Почему в нашей стране державная идея, близкая к националистической, так востребована? Распад СССР и реформы, которые проводили под якобы демократическими и либеральными лозунгами в 90-е, ударили по людям так, что образовалось огромное люмпенское болото и огромное количество молодых людей, которые не могут найти для себя места в этой жизни. Они уходят в национализм и ищут простейшие решения — «если мне плохо, то виноват человек с другой физиономией, другим типом лица». «Первых левых» — меньшинство. Это мелкие собственники. Независимые профсоюзы — маленькие, но пытающиеся добиться своего. Экологи, которые начали просыпаться. Сторонники защиты прав человека… Но их крайне мало.

О формах протеста

Макаренко: Есть сотни и тысячи людей, которые выходят на митинги под лозунгами свободы и человеческого достоинства — это либералы. Понятно, что такие люди будут всегда, но их очень мало. Есть люди, выходящие на митинги под лозунгами, которые в политологии принято называть поливалентными, — они не левые, не правые, они общечеловеческие. Это может быть экология, или грубое оскорбление властью человеческого достоинства, или нарушение каких-то конкретных интересов — например, точечная застройка. Но даже если это тысячи людей, в масштабе России они все равно единицы. А что остается остальным? Конфликтов и социальных трений очень много, никаких стимулов к политическому сознанию нет, человек в такой ситуации реагирует на самое низменное, «первобытное». Первобытное — это то, с чем ты родился, чего не надо определять. Те люди, которые сегодня поддаются на националистические и шовинистические лозунги, — отнюдь не люмпены. Все социологические исследования показывают, что люмпены в прямом этом смысле — то есть самые обездоленные, ничего не могущие и не хотящие — пассивны, они на улицы не пойдут, они уже ни во что не верят.

Мельников: Митинги — это ведь не единственная форма политической активности. Есть и другая активность, забастовочная. Конечно, если судить по данным Росстата, то у нас в 2009 году состоялась одна забастовка, в 2008-м — четыре. Но учитываются только те забастовки, которые осуществляются в рамках процедуры разрешения коллективных споров. На самом деле, по оценке известного исследователя Петра Безюкова, в 2009 году было около 270 самых разных забастовок. Но большая часть населения страны об этом вообще не знает, в СМИ о них не рассказывают. Нам рассказывают про забастовку английских диспетчеров, а у нас в то же самое время (март-апрель этого года) проходила забастовка российских авиадиспетчеров. Если бы у нас в СМИ уделялось такое же внимание этой забастовке, думаю, было бы совершенно другое отношение и другое понимание в обществе.

О националистической угрозе

Мельников: Мне кажется, мы преувеличиваем значение того, что произошло на Манежной площади. Потому что это давно готовилось. Еще когда было принято решение о Дне национального единства, который некоторые наши соотечественники стали называть «Днем фашиста» — потому что в первый же год туда вывалились люди, которые стали создавать всякие «правые марши», «кидать зиги» и так далее. И государство это никак не пресекло.

Бузгалин: Что касается националистической угрозы. Проблема не в том, что на улицы вышла некоторая толика людей с заточками и отвертками. Проблема в том, что похожие настроения поддерживают широкие слои граждан. Скрытый протест велик, его сдерживают лишь полицейские меры. Если бы людям дали возможность нормально, демократически проявлять свои социальные, экономические, идейные требования, ситуация была бы иной.

О левом потенциале

Макаренко: У правых лидеры всегда найдутся. Насчет левых у меня на сегодняшний день глубочайший пессимизм.

Мельников: А я все равно считаю, что единственный сознательный центр, который в состоянии нашу политику переформатировать, — это либеральная оппозиция. Я считаю, что люди на улицы не выходят митинговать за левые идеи просто потому, что не верят, что в нашей стране что-то реально возможно сделать… И я думаю, что если реально власть будет меньше давить профсоюзы, в особенности независимые, а будет им помогать — здесь есть потенциал цивилизованной левой политики…