Президент Латвии: никто не верит в русскую угрозу

Президент Латвии Валдис Затлерс в эксклюзивном интервью «Фонтанке» — о визах, русской угрозе, латвийской политике и своей любви к Петербургу.

В сознании многих россиян Латвия – это шпроты, рижский бальзам, Юрмала и Раймонд Паулс. Почему так мало инициатив со стороны Латвии в продвижении бренда страны в России?

— Те бренды, которые вы назвали, имеют свою историю, и очень давнюю. К ним можно еще добавить конфеты «Лайма» и парфюмерию «Дзинтарас»…

Многие уже забыли о них.

— Забыли? А зря. Я им скажу, что о них забыли. Выступая на бизнес-форуме в Петербурге, я сказал, что сегодняшние возможности латвийской экономики намного шире, она очень изменилась. Экономике нашей маленькой страны надо было приспособиться к мировой, чтобы быть известной и уметь конкурировать на всемирном рынке.

У нас были большие заводы, такие как ВЭФ и «Альфа». Эти бренды советского времени работали в плановой экономике и не были приспособлены к рыночной. Нам очень хотелось, чтобы они не пропали, но так случилось. Другие производства, такие как стекловолокно или металлургические, сегодня не только развиваются, но и конкурентоспособны. Изменения в нашей экономике есть, и они получились в результате изменения самой структуры экономики, которые диктовал мировой рынок.

Только вот россияне не очень стремятся отдыхать в Латвии…

— Стремятся. В Юрмале есть моя резиденция, и если летом пройти по пляжу, то уверяю вас, русский язык можно услышать больше, чем другие языки. Так же и в Риге. Все отели перед Новым годом уже заняты, и в основном, туристами из России.

Почему бы Латвии по примеру Финляндии не облегчить визовый режим для россиян?

— Я не думаю, что Финляндия сильно ослабила его, потому что есть законы шенгенской зоны, они одинаковы для всех стран этой зоны. Может, есть какое-то активное привлечение туристов, но законы везде одинаковые.

Россия стремится к безвизовому режиму с Евросоюзом, и Латвия заняла в этом вопросе очень четкую позицию с самого начала: этот процесс надо начинать. Но надо понимать, что отменить визовый режим простым декретом и с 1 января невозможно. Это сложный процесс.

Очень важно, чтобы люди в Евросоюзе чувствовали безопасность, чтобы отмена визового режима не повлияла на нее, не создала нелегальную миграцию и наркотрафик. Европейцы хотят сохранить уверенность в спокойствии и безопасности. Есть механизм, который все это обеспечивает. Те, кто живет в Евросоюзе, легко передвигаются по нему, а к хорошему быстро привыкаешь, и сталкиваясь с визовым службами, сталкиваешься с очередями, контролем, проверками. Это и есть политический механизм, который обеспечивает безопасность.

На сайте WikiLeaks была опубликована информация, что НАТО совместно с прибалтийскими странами принял план на случай нападения России, и это несмотря на то, что официально НАТО уверяет, что не видит в России врага. Вы верите в русскую угрозу?

— Никто не верит в русскую угрозу. Об этом заявлено на всех встречах руководства НАТО и отмечено в его концепции. НАТО не считает, что со стороны России есть военная угроза.

С другой стороны, НАТО – это организация, целью которой является оборона и безопасность всех государств на всей территории НАТО. Поэтому естественно, что существуют планы по этой обороне, проводятся учения, чтобы проверить готовность. Это нормальная практика любой оборонительной системы. России, между прочим, тоже.

Но мы в России не боимся Латвии…

— Это хорошо, что мы друг друга не боимся. Вот есть такой пример: граница НАТО в Латвии и России настолько мирная, что ее просто нельзя сравнить с границей государств Варшавского договора. До сих пор помню, как я пересекал границу СССР и Польши лет тридцать назад, сколько было сложностей.

Мы видим сегодня прогресс в отношениях доверия, но доверия никогда не может быть слишком много. Его надо поднимать все выше и выше.

WikiLeaks, публикуя закулисные переговоры дипломатов и политиков, вызвал споры в обществе. Как Вы относитесь к таким публикациям?

— Такие неудобные ситуации были и будут в мировой дипломатии, и она, думаю, с этим справится. Никогда в мировой политике не будет так, чтобы все происходило на большой сцене и при большом количестве зрителей.

Но для политиков это неприятно…

— Хуже, чем в прессе, не будет.

Эстония в своей политике ориентируется на Финляндию, Литва на Польшу. На кого в таком случае ориентируется политика Латвии?

— Из всех прибалтийских стран мы самые прибалтийские, потому что мы посередине. Мы сотрудничаем и с Литвой, и с Эстонией. Если посмотреть товарооборот наших стран, то они самые большие наши партнеры, и я думаю, что так будет и в будущем. Может, будет большая интеграция вокруг Балтийского моря, такая тенденция уже есть. Есть отрасль, где интеграция уже произошла – финансовая. Мы смотрим на прибалтийский регион как на экономическую единицу. Отдельному государству жить самому по себе в экономике сегодняшнего дня – это иллюзия.

Как звучит голос маленькой Латвии в европейской политике? Не чувствуется ли давление таких мощных партнеров по ЕС, как Германия, Франция или Италия?

— Мы уверены, что в Евросоюзе нет больших или маленьких государств. Все решения принимаются на основе консенсуса. Иногда это бывает сложно, потому что число стран в ЕС большое. Факт в том, что мы можем влиять на европейскую политику через структуры ЕС. Мы почувствовали это, к нам прислушиваются. Каждая страна имеет право проводить экспертизу того или иного решения, и это создает политическое и экономическое пространство Евросоюза. При этом каждая страна имеет свою, внутреннюю политику.

Чем отличается внутренняя политика вашей страны от европейской?

— Она отличается в каждой стране, потому что каждая страна имеет свои интересы, свои перспективы развития, и должна уметь постоять за свои интересы. До вступления Латвии в ЕС была цель: вступить в ЕС. После вступления – найти свое место в ЕС.

События на Манежной площади в Москве, я имею в виду акции футбольных фанатов, имели резонанс не только в России, но и в мире. Может ли такое случиться в Латвии? Есть ли в вашей стране напряженность в межнациональных отношениях?

— За последние двадцать лет в Латвии ни разу не было межэтнических столкновений. Я почему-то подумал перед встречей, что вы спросите меня об этом, и пытался вспомнить такие факты, и не мог. Их нет.

Наше общество с большим пониманием относится к национальным меньшинствам. У нас никогда не было религиозной розни, у нас много конфессий, очень разных, но они живут дружно, и думают о том, как молиться Богу.

Более того, у нас есть основное образование, которое финансируется государством, и оно проходит на восьми языках. Это показатель отношения к меньшинствам и их правам, они имеют 250 общественных организаций, которые берегут культуру своих народов. Основное меньшинство, конечно, составляют русские, их 28 процентов населения.

Как Вы относитесь к тому, что в Латвии есть русская пресса?

— Есть русскоязычная аудитория, она читает русскую прессу, и это нормально…

Совсем недавно в СМИ сообщали: некий врач-латыш в частной переписке признался, что по-разному отнесется к пациенту-русскому и пациенту-латышу.

— Я врач, и могу сказать, что это непонятно вообще. Этого никогда не было в Латвии. Многие думают, что клятва Гиппократа – это клятва обязанности. Нет, это этическая клятва, в которой основы отношения к больным. Сначала надо лечить, а уж потом спрашивать: кто ты? Поверьте, таких случаев в реальной жизни никогда не было.

Но случилось же.

— Это кто-то ляпнул… Но делать из этого частного случая характерное — нельзя.

После общения с некоторыми латышами остается ощущение, что они до сих пор живут событиями середины 20-го века и это сказывается на отношении к русским. Я не ошибаюсь?

— Понимаете, у каждого человека есть своя судьба, и в ней есть трагические моменты. Это не так быстро забывается. Самое главное, чтобы было взаимопонимание и хорошие отношения, чтобы люди понимали, что это была трагедия.

В этом нужно признаваться не только простым людям, но и лидерам государства. Это будет способствовать тому, чтобы взаимопонимания стало больше. Изменить прошлое мы не можем.

Но можем думать о будущем…

— Конечно.

Мои рижские друзья немного обижаются, когда я говорю им, что Рига очень похожа на Петербург. Вы не находите, что наши города похожи?

— Я думаю, что нас объединяет менталитет людей, которые живут на Балтийском море. Как рижанин, всегда буду говорить, что Рига самый красивый город в мире. Но Петербург притягивает своей красотой. Накануне, когда ехал по вечернему Петербургу, мне хотелось избавиться от эскорта, и просто походить пешком по городу.

Получилось?

— Нет, не получилось. У меня всегда есть ностальгия по вашему городу. В последний раз я был в Петербурге в 1992 году.

Тогда это было не самое лучшее зрелище.

— Как вы можете говорить так о Зимнем дворце или Петергофе? Такие памятники имеют свою ауру, и они всегда прекрасны.

Если говорить о схожести наших городов, то она, конечно, есть, особенно в отношении людей к своему городу.

И, наверное, в архитектуре?

— Конечно, это Растрелли, но он больше связывает не с Ригой, а с Рундале.

Как бывшему врачу, Вам не хотелось бы, чтобы Латвия стала одним из центров медицинского туризма?

— Я эксперт в этой отрасли, потому что сам пытался развивать медицинский туризм. Я понял две вещи. Мы можем развивать курортный туризм, и его надо развивать. Я и сам хочу отдохнуть не в своей стране, подумать о своем физическом состоянии, привести себя в порядок. У этого вида туризма очень большое будущее, потому что в России хорошо помнят рижское взморье, сосны Юрмалы. К тому же, надо учитывать близость Латвии к России, и то, что Рига развивается как культурный центр.

Некоторые наши люди любят лечиться подальше – кто в Израиле, кто в Америке.

— Это другая тенденция, некоторые хотят высококачественное и специфическое лечение и не везде доступное. В мире есть специальные центры со своими стандартами. Мы пока этого не имеем. Поэтому латыши едут лечиться в Германию, Австрию, Швейцарию. Когда одного немецкого профессора спросили, почему у него так много пациентов из других стран, он ответил: «Потому что немцы едут лечиться в Америку».

Вы в качестве врача участвовали в ликвидации последствий чернобыльской аварии. Насколько Ваше медицинское образование помогает Вам в политике?

— Это основной мой капитал. Чему учится врач в своей практике? Налаживать контакты с людьми, прислушиваться к ним, принимать решения в трудных ситуациях, и всегда думать о нескольких вариантах решения проблемы.