Лучший способ контроля вооружений
Сторонники нового договора СНВ хотят, чтобы мы поверили в следующее: 1) все, кто выступают против него, это помешанные на ядерном оружии троглодиты; 2) это сделка по принципу «все или ничего», единственный способ для продвижения к миру без ядерного оружия.
Они неправы и в первом, и во втором случае. Критики нового СНВ не выступают против всех договоров о контроле вооружений. Однако их беспокоит то, что данный договор может усилить нестабильность в нашем мире, а не уменьшить ее. Они считают, что есть более оптимальный путь к контролю вооружений. И они разочарованы тем, что Обама заключил договор, который привязан к проблемам вчерашнего дня.
Сегодня самая большая ядерная угроза исходит не со стороны России, а со стороны небольших государств, таких как Иран и Северная Корея, которым не нужен контроль вооружений. Администрация утверждает, что ратификация Соединенными Штатами нового договора СНВ «подаст пример» Ирану и Северной Корее. Но этот договор не имеет к ним отношения, и он не окажет абсолютно никакого воздействия на их программы по созданию ядерного оружия. Не имея отношения к главным ядерным угрозам, с которыми сталкивается Америка, новый СНВ — это, по сути дела, возврат во времена холодной войны, когда самой опасной ядерной державой считался Советский Союз.
Этот договор также не стал важным механизмом, обеспечивающим сокращение ядерной мощи России. Эксперты предсказывают, что стратегические ядерные силы России сократятся численно до 1000 боезарядов. А это меньше порога в 1550 боеголовок, предусмотренного новым СНВ – с договором или без него. Вместе с тем, договор юридически обязывает Соединенные Штаты идти на дополнительные сокращения. Вот что отметил первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по обороне Юрий Савенко: «Хотят того американцы или нет, но после утверждения ими нового договора СНВ мы получим передышку, и сможем использовать ее для реформирования и модернизации ракетно-ядерного потенциала страны».
Итак, если российский ядерный арсенал в любом случае сокращается, а руководители страны считают, что, принудив нас к сокращению, они получат запас времени для его совершенствования, то почему Белый Дом превращает новый СНВ в центральный элемент своей стратегии в сфере контроля вооружений?
Тому есть две причины. Первое, это грандиозная афера. Привлекая внимание к американским и российским арсеналам, администрация вызывает воспоминания о великих достижениях в области контроля вооружений времен холодной войны. Это подобно большому шоу. Это также отвлекает внимание от неспособности администрации остановить Иран и Северную Корею, а возможно, и террористов, и не дать им шанса на получение ядерного оружия.
Второе, этот договор становится средством улучшения отношений с Москвой. Россия хочет, чтобы мы его подписали, потому что: 1) она в таком случае будет с нами на равных; 2) договор заставляет нас сокращать наш ядерный арсенал; 3) он создает увязку между стратегическими наступательными вооружениями и противоракетной обороной – а для Москвы ПРО это предмет особой ненависти.
Но что мы получаем от этого? Сократив наши ядерные вооружения, мы – впервые после выхода из старого договора по ПРО – подставляем себя под огонь российских аргументов о том, что американская противоракетная оборона может нарушать условия международного договора.
Такое положение изложено в преамбуле договора. Там отмечается, что обе страны признают «наличие взаимосвязи между стратегическими наступательными вооружениями и стратегическими оборонительными вооружениями». Эта взаимосвязь обретает «возрастающую важность» в процессе сокращения ядерных вооружений. Слова «возрастающая важность» подразумевают новые переговоры и новые соглашения.
Преамбулы договоров обязательны для исполнения. Эта преамбула привязывает США к принципу, который подразумевает, что наша ПРО должна быть ограничена в обмен на российские сокращения вооружений.
В действующем сегодня Московском договоре (который останется в силе, если не будет ратифицирован новый СНВ) вы этого не найдете. Почему? Потому что Россия не вправе предъявлять претензии к нашим действиям по самообороне.
Есть лучший способ контроля вооружений. Это стратегия «защиты и обороны». Она позволит и США, И России сократить свои развернутые системы стратегических ядерных вооружений ниже уровня, установленного Московским договором. При этом на противоракетную оборону никакие ограничения накладываться не будут. Такая стратегия позволит создавать структуру ядерных вооружений и развертывать их таким образом, чтобы противоракетная оборона усиливалась, не создавая при этом угрозы ответного удара по центрам сосредоточения населения.
Кроме того, вместо подписания договора, который ограничивает нашу ПРО, мы должны взять на себя взаимные обязательства о сотрудничестве в вопросах создания эффективных систем защиты от стратегического нападения.
Мы также должны заключить двусторонние соглашения с Россией и другими странами о противодействии ядерному терроризму. Это будет дополнением к Глобальной инициативе по борьбе с ядерным терроризмом (Global Initiative to Combat Nuclear Terrorism).
И наконец, через какое-то время мы сможем пригласить другие страны присоединиться к США и России и заключить глобальный договор о стабильности, в котором акцент делается на стратегическую оборону, а не на наступательные ядерные вооружения. В мире, где уже многие страны стали обладательницами ядерного оружия, исследования, подобные «Ядерным играм-2» (Nuclear Games II), проведенным фондом Heritage, показывают: подлинную стабильность обеспечивают не только договоры о наступательных вооружениях, но и системы ПРО.
Если новый договор СНВ будет ратифицирован, мы взвалим на себя бремя плохого соглашения, которое юридически обяжет нас делать неправильные вещи. Есть лучший путь к контролю вооружений. Это путь, который в основе своей носит оборонительный характер, который не закрепляет баланс ядерного страха и не делает наш мир более опасным. Такая стратегия будет нацелена на устранение реальной опасности, которая нам грозит – опасности распространения ядерного оружия.
Ким Холмс — бывший заместитель госсекретаря США. Сегодня он является вице-президентом фонда Heritage Foundation.