Чего не хватило полякам в российской версии катастрофы
Никогда Россия и Польша не были так близки, как после крушения польского Ту-154 под Смоленском в апреле 2010 г. И, видимо, уже никогда не будут. Общий траур, сердечные объятия премьеров и поразительное единодушие экспертов, расследующих причины катастрофы, остались в прошлом. Сохранить трогательную атмосферу примирения двух наций не удалось даже до конца следствия. 12 января Россия опубликовала свою окончательную версию случившегося, Польша с ней не согласилась и готовит собственный альтернативный доклад. В историю взаимоотношений двух наций добавится еще одна трагедия, в которой поляки и русские будут винить друг друга.
А ведь в этот раз избежать появления двух национальных правд о случившемся было совсем нетрудно. Конечно, Ярослав Качиньский и прочие профессиональные патриоты назвали бы «насмешкой над Польшей» любые итоги следствия, обвинив во всем русских. Но большинство поляков прекрасно понимают, что Москва в общем-то не виновата в случившемся. К тому же полякам, особенно интеллигенции, любовь к самобичеванию свойственна не меньше, чем русским, поэтому они охотно проклинают польскую национальную браваду, халатность, безответственность и прочее разгильдяйство. Польша смиренно признала бы свою вину, если бы следователи МАК в своем докладе не были бы так высокомерно категоричны, не валили бы всю вину на поляков, не гнушаясь иногда искажать факты, и признали хотя бы парочку незначительных ошибок российской стороны.
Тем более, что такие ошибки реально были. Но российская сторона так самозабвенно старалась свалить все на погибших поляков, чтобы снять малейшие подозрения с живых русских, что проигнорировала даже самые невинные замечания польских экспертов. Поляки извели 150 страниц, подробно расписав свои пожелания, замечания и дополнения к российским итогам следствия. Они не предавали свои возражения огласке, надеясь, что в России учтут хотя бы что-то и публичного несогласия удастся избежать. Но не получилось. Теперь эти 150 страниц возражений (вот они) пригодятся для написания польского варианта окончательной версии катастрофы под Смоленском.
Большую часть 150 страниц замечаний занимает огромный список вопросов и просьб польских экспертов, которые российская сторона оставила без ответа. Некоторые из них явно обречены остаться риторическими. Например, на основе каких правил и регламентов действовали диспетчеры смоленского аэропорта в день трагедии? Да по обстоятельствам они действовали, уж поляки-то должны это понимать.
Но есть и совершенно невинные. Например, непонятно, почему российская сторона не позволила польским экспертам поговорить с экипажем Ил-76, который пытался сесть в аэропорту Смоленска прямо перед самолетом Качиньского, но улетел на другой аэродром. Ну какие такие военные тайны могли выболтать полякам эти пилоты, что их надо было так старательно прятать, несмотря на все просьбы?
Больше всего поляков раздражает нежелание российских следователей признавать, что одной из причин катастрофы стал очень низкий уровень технической оснащенности смоленского аэропорта. Никто не говорит, что это была главная причина, – просто одна из многих, которые наложились на роковую ошибку пилотов. Но Анодина упорно твердит, что смоленское оборудование никак не повлияло на катастрофу. Хотя как же не повлияло, когда из расшифровки черных ящиков очевидно, что диспетчеры не видели польский Ту-154 на радарах, когда тот криво заходил на посадку. Поэтому и опоздали с командой уйти на второй круг.
И потом, если со смоленским аэропортом все было в порядке, то зачем было приводить его в еще больший порядок после катастрофы? В польском докладе (в районе 90-ой страницы) есть несколько фотографий, на которых хорошо видно, как выглядели окрестности аэродрома сразу после крушения Ту-154, а как – спустя некоторое время. Разница очень заметна.
Еще полякам не нравится, что Москва отказывается передать им записи всех разговоров диспетчеров во время неудачной посадки президентского Ту-154. На тех записях, что имеются в распоряжении польских экспертов, слышно, как полковник Николай Краснокутский говорит с кем-то по телефону. К своему собеседнику полковник обращается «товарищ генерал», отчитывается о происходящем и спрашивает, разрешать ли посадку. Закончив беседу, полковник говорит остальным: «Приказано сажать». Что было дальше – известно.
Конечно, тот факт, что Качиньский полетел в Смоленск без приглашения, – очень сильное смягчающее обстоятельство. Российская сторона не обязана строить аэропорты международного класса в каждом городе, который вздумает навестить кто-нибудь из иностранных президентов. К тому же, если бы диспетчеры запретили Качиньскому садиться, то он бы за это им «спасибо» не сказал, наоборот, был бы международный скандал. Но тогда так и надо говорить, а не стараться спрятать все неудобные факты куда-нибудь подальше. Все равно ведь всплывут. Только тогда к ним добавится еще и общее недоверие.
В ходе расследования российская сторона позволяла себе кучу мелких, но неприятных небрежностей по отношению к полякам, хотя этого легко можно было избежать. Вот польская сторона прислала 150 страниц своих замечаний к результатам следствия. Они сделали это 16 декабря. А уже 12 января МАК публикует свою окончательную версию. Прошло меньше месяца, из которого чуть ли не половина – праздники. Наверное, можно было подождать еще пару недель, чтобы создать хотя бы иллюзию того, что в Москве кому-то есть дело до польских замечаний.
Или взять язык доклада: документ опубликован на русском и английском языках. Хотя очевидно, что больше всего его будут читать поляки. Так почему же не сделать версию на польском языке? Не бог весть какой редкий язык, можно найти переводчика.
Когда Туск заявляет о том, что у польской стороны есть замечания к итогам российского следствия, президент Медведев в ответ обвиняет польского премьера в погоне за дешевой популярностью. Так сложно было сказать что-нибудь пустое и вежливое в стиле «мы обязательно будем сотрудничать и развеем сомнения на переговорах»?
Конечно, расхождение во мнениях по поводу смоленской трагедии не приведет к серьезному осложнению отношениях Москвы и Варшавы. В обоих государствах у власти прагматики, не склонные упускать выгоду ради каких-то символов. Польские власти уже постарались сгладить ситуацию разговорами о дальнейшем сотрудничестве и переговорах. Но неприятный осадок останется, хотя создавать его было совершенно необязательно.