Ельцин готовил тайный переворот и запрет Компартии
Многие еще помнят трагические события октября 93-го, танки на улицах столицы, расстрел «Белого дома». В марте 96-го ситуация могла повториться уже в масштабах всей России.
Вспоминает генерал Анатолий КУЛИКОВ, в ту пору министр МВД.
Президент приказал «ломать» Конституцию
Анатолий Сергеевич достает из стола старые записные книжки, долго листает. «С Суворовского училища я каждый вечер конспектирую все события дня. Подробно записана по часам и хроника того тревожного марта.
17 марта 1996 г., воскресенье, 7.30. «Мне домой звонит Коржаков: «В 11.00 Ельцин ждет в Кремле!» Я подумал: «Уж не стряслось ли что-то чрезвычайное?» Но дежурный по МВД доложил: в стране все нормально. На всякий случай по дороге в Кремль заехал в министерство, еще раз убедился, что никаких бед не стряслось.
11.00. Кремль. В приемной просят подождать: «У президента — Генеральный прокурор». На столе список приглашенных: Ковалев (министр юстиции), Скуратов (Генеральный прокурор), Куликов (министр МВД), Барсуков (директор ФСБ), Туманов (председатель Конституционного суда). Скуратов выскочил от Ельцина озабоченным, весь его облик как бы подчеркивал конфиденциальность полученной информации. Захожу. Ельцин взбудоражен. Пожал руку: «Я решил распустить Государственную Думу. Она превысила свои полномочия. Я больше не намерен терпеть этого. Нужно запретить Коммунистическую партию, перенести выборы. Мне нужно два года! Я такое решение принял. Во второй половине дня вы получите указ». «Борис Николаевич, вы президент, Верховный главнокомандующий и можете принимать такие решения. Мы все обязаны им подчиниться. Я прямо сейчас отдам все необходимые распоряжения на этот счет. Но если вы не возражаете, я бы хотел продумать и доложить вам сегодня к 17 часам свои соображения более подробно». «Да-да, конечно», — согласился удовлетворенный Ельцин.
Выхожу. Просят зайти в кабинет Коржакова. Вижу Олега Сосковца, Юрия Скуратова, начальника ФСО Юрия Крапивина. Подошел Михаил Барсуков. Коржаков налил коньяку. Выпили. Обсудили ситуацию. Военный человек даже на подсознательном уровне думает о выполнении приказа малой кровью. Говорю Крапивину: «Юрий, смотри, чтобы не получилось как в 93-м. Пройдет утечка информации, в Думу набьется тьма народу. Опять придется штурмовать. Надо очистить здание под благовидным предлогом. Сказать, что заминировано, взять под охрану заранее». Так они позже и сделали.
Прибыв в МВД, на коллегии передаю разговор с президентом. Прошу сохранить все в тайне, даю команду готовить расчет сил и средств для операции. Все генералы были спокойны и сосредоточенны, словно разгон парламентов и компартий для нас — обычное дело.
— И какие действия предполагались?
— Заранее взять под охрану важнейшие жизненные объекты в стране. Не допускать скопления граждан, несанкционированных митингов. Усиленное патрулирование.
— Итак, вы отдали приказ, махина закрутилась. А сами?
— Возбуждение улеглось, решил все тщательно обдумать. Конечно, приказ мы выполним. Но что дальше? И словно обожгло: братоубийственная гражданская война, тысячи погибших соотечественников, распад страны, невосполнимые потери в экономике.
— А вы не драматизируете обстановку? Давайте напрямоту. Разгони сегодня кто-нибудь Госдуму, страна и не заметит.
— Вы забываете, что было тогда, в 96-м. Оппозиция, избранная народом, имела в Думе большинство. Позиции Зюганова очень сильны. А главное — экономическая ситуация тяжелейшая. Бюджетники, врачи, учителя месяцами не получали зарплату. На предприятиях расплачивались продукцией. Вот и торговал народ на трассах сгущенкой, глушителями, игрушками. Шахтеры стучали касками. На Дальнем Востоке перекрывали дороги. Общество наэлектризовано. Я, как министр, каждый день получал сводки со всех концов страны о сотнях митингов, забастовок. Каждый понедельник докладывал о ситуации Ельцину по телефону и лично. Но люди в его окружении не знали обстановки в стране. Или не хотели знать. Запрет Компартии всколыхнул бы Россию, на улицы вышли сотни тысяч людей. Коммунисты получали мощнейший козырь, чтобы поднять народ. Нельзя по Конституции за полгода до выборов распускать Думу. А в июне — выборы президента. И тут гарант Ельцин ломает Конституцию! Общество, уставшее от политического кризиса, войны в Чечне, чувства безнадежности, уже н
е встало бы на защиту Ельцина, как раньше. Гражданская война была неминуема.
— А откуда возникла идея о разгоне Думы, Компартии?
— Формальный повод: накануне Дума приняла решение о денансации Беловежских соглашений о развале СССР, главным мотором которых и был Ельцин. Юридически оно не имело силы, просто коммунисты сделали прекрасный предвыборный ход. Причина в другом. 15 февраля Ельцин в родном Екатеринбурге дал согласие идти на новые президентские выборы. Но рейтинг его был 3 процента. И он явно проигрывал Зюганову. Вот ближайшее окружение и подталкивало его к переносу выборов на два года, чтобы удержать власть.
— Ваши действия, товарищ генерал? Отменили подготовку к операции?
— Этого я сделать не мог. Требовались другие действия. Звоню Генпрокурору: «Ну, как ты там себя чувствуешь?» «Вообще-то неважно. Но я так понял, что все дали согласие». — «Нет, лично я не согласен!» Скуратов удивился: «Как? А мне президент сказал…» «Вот что, ты пригласи к себе в 14.00 Туманова, председателя Конституционного суда, и я подъеду. Подумаем вместе».
14.00. Генпрокуратура. Скуратов и Туманов утверждают, что президент им сказал: Барсуков, Куликов, Грачев за разгон. Что им оставалось делать? «Хорошо, я — солдат. Мне сказали — я сделал. Но вы же оба надзираете за соблюдением законности в стране». Туманов признал: «Да, конечно, это не соответствует Конституции». «У меня в 17.00 встреча с президентом. Зайдем вместе и попробуем отговорить».
«Министр, я вами недоволен!»
17 марта, 17.00. Кремль. У президента его помощник Виктор Илюшин с группой сотрудников. Ждем. Когда они вышли, по выражению лиц я понял: назревает гроза. Илюшин просит после встречи с Ельциным сразу подняться к нему.
Президент мрачен, неприветлив. Лицо землистое. Докладываю: «Борис Николаевич, работа по выполнению вашего решения идет, расчеты производятся. Но мы, — указываю на Скуратова и Туманова, — считаем его ошибочным». Предлагаю высказаться коллегам. Они говорят то же самое.
Президенту явно не понравилось, что мы пришли втроем. Вроде как бы я подбил их на групповое неповиновение. Упрекнул: «Но вы же утром ничего мне не сказали». «Борис Николаевич, я ничего и не мог вам сказать. Поэтому попросил принять меня в 17.00 и выслушать предложения. Так вот, этого делать нельзя». Объяснил, что до выборов еще много времени, рейтинг можно поднять, он победит. Но самая главная опасность — в стране возможен социальный взрыв, а сил для контроля ситуации нет. Они в Чечне. Сказал, что нам проще всего щелкнуть каблуками, а потом все свалить на президента. Но мы решили не скрывать своих опасений.
«Министр, я вами недоволен! — прервал Ельцин. — Указ последует! Идите! Готовьтесь и выполняйте!»
Поднимаюсь к Илюшину. Кроме хозяина кабинета и его сотрудников, там был Сергей Шахрай. Понимаю, готовят указ. Подхожу к окну, показываю на Красную площадь. «Сегодня тут гуляют люди. А завтра, когда указ будет подписан, здесь будут жечь костры. И не только на Красной площади, но и по всей стране. Сил, чтобы удержать ситуацию под контролем, у нас нет. Это путь к гражданской войне. Поэтому я категорически против. Мы сказали об этом президенту. И я вас прошу указ не готовить. Лично я его выполнять не буду. Я лучше рапорт напишу и уйду!»
Илюшин признался: «Мы тоже считаем, что это неразумное решение. Но уперся президент: давайте указ, и все! Только что ходили его уговаривать не делать этого, но он нас и слушать не желает: мол, Куликов согласен, Барсуков, все! Выгнал из кабинета: «Идите, пишите!» Но то, что вы нам сказали, конечно, меняет ситуацию».
20.00. МВД. Вновь созываю коллегию. Не хочу подставлять генералов, честно рассказываю обо всем: «Может быть, в эту минуту решается вопрос о моей отставке. Я к этому готов, и вы должны знать, что я свою точку зрения не изменю!» Неожиданно все меня поддержали. Благодарю, спрашиваю, могу ли сослаться на наше коллегиальное решение. Генералы ответили: «Да, можете. На всех — до единого».
Все разошлись. Я остался на ночь в министерстве.
22.30. МВД. Звонит Коржаков: «Завтра в 6 утра вас вызывает Ельцин!» «Кого еще?» — «Будет Барсуков и еще несколько человек». По его сухому тону понял: надо мной сгущаются тучи.
В этой истории меня тревожило, почему остается в стороне Грачев. Завтра может вспыхнуть гражданская война, а министра обороны нет в числе исполнителей. Около полуночи отыскиваю его по спецсвязи. Кажется, на даче в Завидове.
— Павел Сергеевич, тебе президент звонил?
— По какому вопросу?
— По вопросу предстоящих задач.
— Каких задач?
— А ты у него был сегодня?
— Не был.
— И ты не знаешь о решении президента?
— Нет, не знаю. Правда, был один звонок. Он спросил, поддержу ли я при необходимости Куликова. Я ответил: «Конечно, поддержу. Мы с ним друзья, однокашники».
Я рассмеялся и пожелал Павлу спокойной ночи. Через несколько минут позвонил Черномырдин. «Ну как, Анатолий?» Признался, что дела плохи, в 6 утра президент снова собирает исполнителей. Похоже, для оглашения указа. По молчанию Виктора Степановича понял, что его не звали, как и Грачева. «Наверное, и я завтра подъеду», — сказал он неуверенно. «Давайте встретимся минут за 10 до начала», — попросил я премьера.
И всю ночь просидел за столом, обдумывая доводы, которые скажу президенту.
Генерал ждал ареста
18 марта, понедельник, 5.45. Кремль. Выкладываю Черномырдину свои доводы против указа. В приемную входит Коржаков с генералами Куликовыми, руководителями столичной и подмосковной милиции. Это для меня полная неожиданность. Вечером на второй коллегии МВД их не было. На них ложилась главная тяжесть выполнения указа. Поэтому я не стал отвлекать их. Но и они не сказали, что приглашены к Ельцину. Отзываю генералов в сторонку: «Я буду выступать против разгона Думы и Компартии. Это решение членов коллегии, имейте в виду!» По их лицам понял: Куликовы в недоумении. В приемной Верховного главнокомандующего заявлять такое?!
Ельцин еще мрачнее, чем вчера. Ни с кем не здоровается. «Борис Николаевич, разрешите доложить?» — обращаюсь к нему. «Нет, я не с вас хочу начать. Я послушаю московских». Коржаков подсовывает ему бумажку с именами-отчествами генералов. Ельцин поднял начальника ГУВД Подмосковья: «Доложите, Александр Николаевич, как идет подготовка!» «В соответствии с полученной от министра задачей произведен расчет сил и средств, взяты под охрану объекты. Задействованы 16 тысяч человек, требуется дополнительно еще как минимум 13 тысяч». Президент с деланным удовлетворением произносит: «Ну вот, хорошо идут дела в Московской области, не то что в Министерстве внутренних дел». И тут я вижу на столе перевернутый лист бумаги с коротким текстом. Два абзаца. Понимаю, готов указ о моем освобождении и назначении нового министра.
— Кого?
— Скорее всего, главу областной милиции. Потому что на нем все внимание сосредоточил Ельцин.
— Ловкий ход! Был министр А. Куликов, и стал бы А. Куликов. Впрочем, дело могло закончиться арестом. Генерал Владимир Овчинский, ваш тогдашний помощник, рассказывал мне, как утром вы обнялись, попрощались.
— Арест я не исключал. Ведь за невыполнение приказа Верховного главнокомандующего полагается трибунал. Но я решил держаться до последнего.
Президент выслушал моих однофамильцев. Еще раз прошу разрешения доложить: «Борис Николаевич, это не только мое мнение. Но и моих заместителей». Тот зло прерывает: «Они у вас что, все коммунисты?» «Нет, не коммунисты. В 91-м и 93-м у вас были все основания для подобных действий. Сейчас их нет. Это похоже на авантюру. Последствия не просчитаны. Разгон Думы — антиконституционный акт, а сегодняшняя Конституция — это ваша, Борис Николаевич, Конституция». «Это уже мое, а не ваше дело, какой это акт!» — вновь прерывает президент. Я не сдаюсь. «Привлечь коммунистов к уголовной ответственности сейчас не за что. За измену Родине? Но ведь они выступают за сохранение целостности СССР». «Вы как себя здесь ведете? — возмущается Ельцин. — Что вы мне не даете слова сказать?! Это вы там у себя совещания проводите как хотите, а здесь вы находитесь у меня в кабинете!» Я продолжаю гнуть свою линию: «Уход коммунистов в подполье создаст им образ гонимых властью людей. Сейчас у них пять разных направлений. Но они консолидируются. Это будет мощная сила. Туда пойдет молодежь». Ельцин молчит. Выкладываю главный козырь: «Почему нет Грачева? Кто просчитал реакцию Вооруженных сил? У меня нет уверенности, что они вас поддержат. Спросите у Барсукова, он подтвердит. У контрразведки есть данные: в случае выступления некоторых частей Вооруженных сил им обещана поддержка (мы на днях обсуждали с Барсуковым информацию, что в войсках неспокойно, в той же соседней Туле.) Расчет делается на инертность народа, что никто не выйдет поддержать коммунистов. На это же рассчитывал и Крючков в 91-м. И проиграл. Сейчас это делаем уже мы. Здесь должны быть Генеральный прокурор и председатель Конституционного суда. Они разделяют мою позицию».
Думу «разминировали»
Ельцин ворчит: «Вы за себя говорите! Вы за других не говорите! Я знаю их точку зрения». Я тоже сбавляю обороты: «Ответственность будет лежать на вас. Президент России — это объединитель нации, а вам, Борис Николаевич, навязывают войну. Даже непонятно, кто дает такие советы! Вот мы говорим о том, чтобы запретить Компартию, привлечь руководство к ответственности. А где ЦК этой партии? Кого мы должны задерживать?»
Ельцин удивился: «А действительно, где?» «Я знаю, — воскликнул Барсуков. Полистал записную книжку. — ЦК КПРФ: Охотный ряд, дом 1». «Так это же адрес Госдумы!» — отвечаю. Ельцин поднимает генерала Александра Куликова: «Вы знаете, где ЦК?» «Никак нет!»
— Чистый анекдот.
— В тот момент было не до смеха. Все молчали, опустив головы. Я ожидал, что сейчас президент перевернет лист на столе и зачитает указ о моем освобождении. О личной судьбе в тот момент и не думал — не хотел участвовать в этой авантюре. Ельцин долго держал паузу и наконец через силу произнес: «Да, их нужно разогнать. Мне нужны эти два года. Указ готов к подписанию. Проблему решим, наверное, поэтапно. Помещение Госдумы и Компартии пока не занимать! Идите. Ждите команды!» Тут я понял, что гроза миновала.
Уже около 8 утра мне позвонил в МВД глава ФСО Крапивин, сообщил, что Госдума «разминирована», дана команда запускать депутатов.
У президента хватило мудрости перешагнуть через себя, через свой характер. Ельцин понял, что затея может закончиться трагически. Так 15 лет назад Россия избежала угрозы гражданской войны».