Отвращение вокруг Кремля
При всей рискованности исторических параллелей, информационная война между Путиным и Лукашенко напоминает, как Сталин невзлюбил маршала Тито. С той лишь разницей, что к 1948 году у Сталина был такой политический опыт и такие позиции в мире, которых никогда не будет у Путина. И не в силу исторических обстоятельств, а по склонности к чижикоедству.
Батька покруче будет — это все понимают. Коминтерновского и военного опыта, в отличие от Тито, у него нет, но опыт построения социально устойчивого авторитарного государства у Лукашенко уникален. У Путина так не получается.
Схлестнулись два авторитарных правителя. Ненависть Путина к Саакашвили иного рода. Так Сталин ненавидел бы лидеров Польши или Чехословакии, если бы не удалось ему установить там танковый социализм. Но дело, конечно, не в исторических параллелях, а в историческом опыте, который, как известно, политиков ничему не учит, но нациями не забывается.
И в Советском Союзе, и в нынешней России худо-бедно понимают, какое значение для отношений с Польшей имеет Катынь, а для отношений с Чехией и Словакией — август 1968 года. Но кроме специалистов никто не придает особого значения тому периоду в истории советско-югославских отношений, когда народы Югославии (да-да, и сербы-братушки, и черногорцы) ждали нападения СССР. На фоне войны в Греции, территориальных претензий к Турции и действий в иранском Азербайджане это казалось реальным.
Ну, а нынче, когда стало ясно, что Лукашенко не собирается признавать результаты российской агрессии против Грузии и принимать участие в новом союзе, уже прозванном АБОсРусь (Абхазия, Белоруссия, Осетия, Русь), белорусам впору ждать чего угодно от России. Именно белорусам, а не Батьке.
На фоне такой ситуации сближение Белоруссии, Азербайджана и Грузии, лидеры которых весь июль встречаются друг с другом и поговаривают о поставках углеводородов и даже о конфедерации, представляется началом формирования принципиально иной политической карты постсоветского пространства.
Что интересно: не наблюдается никаких идеологических основ для сближения стран, входивших некогда в Советский Союз. Политические режимы трех упомянутых государств весьма различны, политические культуры тоже. Советское и постсоветское не есть особое качество, которое объединяло бы нации, скрепленные — тут сталинский михалковский гимн был правдив — исключительно подчинением России: «Сплотила навеки Великая Русь».
«Навеки» — это, конечно, для посмеяться, как в наше время — заявление Дмитрия Медведева, что он и через сто лет не вернет выборность губернаторов. Но ведь нынче происходит новое сплочение, только негативное — не через сближение с Россией, а через отталкивание от нее, как следствие ее склочной и вздорной политики.
Разумеется, можно найти тысячу возражений против того, что подобные союзы будут реальными и прочными. Однако речь сейчас не столько о политиках, сколько о нациях, не столько о переговорах, договорах и союзах, сколько об исторической перспективе, об общей исторической памяти. Нациогенез, идущий в странах бывшего СССР, будет проходить под влиянием того отталкивающего образа России и русских, который создает тандемократический режим, имеющий на это — вот это надо признать сразу и не юлить — мандат от русской нации.
Ну, а сама русская нация имеет шансы сформироваться — и со временем это становится все яснее — только в адекватной реакции на национальную катастрофу. К которой ее уверенно ведет нынешняя правящая элита.
Здесь главное слово — «национальная», то есть не оцениваемая ни в экономических показателях, ни в политических якобы достижениях. Но совершенно очевидная, когда политики произносят: «Все нации выполняют разные роли. Мы должны стремиться занять место управляющих».
Владислав Сурков не заметил, насколько он был комичен, озвучивая эти притязания на мероприятии, посвященном сколковской панаме. Ведь «управляющая нация» собирается слезно просить иностранных ученых приехать в Россию, чтобы поспособствовать порабощению собственных стран и народов, вооружив страну, от которой исходит угроза не только ближним соседям, но и всему миру, новейшими технологиями.
Именно порабощению — только так понимают управление другими нациями русские. Не правящая элита, а русская нация, эту элиту породившая. Сил хватает только на ордынские грабительские набеги на соседей — именно таким набегом было нападение на Грузию — да на телевизионную распрю с Лукашенко. Но притязания меньше не становятся. И изжиты могут быть, повторю, только в результате национальной катастрофы — нет в истории примеров исцеления такой национальной болезни, как страсть к управлению другими народами, с помощью других лекарств.
Национальная катастрофа — это не конец света, день которого никому не дано предугадать. Это то, что происходит здесь и сейчас, причем, как уже говорилось, порой комично. Вот через Сколково власть вроде как намеревается заполучить новейшие технологии, но при этом Путин хочет вытеснить из России GPS, запретив ввоз в страну коммуникационных устройств без чипа ГЛОНАСС. Подаренная Дмитрию Медведеву в Америке штуковина тоже должна попасть под этот запрет. Не менее смешно, чем бюджетная поддержка Петрика. Эта страсть к доморощенному и самопальному — такой же симптом национальной катастрофы, как и стремление управлять миром. И в том и в другом есть нечто суицидальное: что отравиться самогонкой, отказавшись от заморского вискаря, что умереть в боях или уморить себя голодом, не пожелав мира и равноправного партнерства даже с соседями, — все одно.
А когда станет ясно, что нынешняя власть никак не может сделать русских управляющей нацией, наступит кульминация катастрофы: либо нынешние правители распространят грузинский сценарий на другие страны, либо этот сценарий будет осуществляться силами более радикальными, той частью элиты, которая считает себя обделенной в результате путинской конвертации власти. Так на то и катастрофа, что у нее нет приемлемых вариантов.
Впрочем, есть третий вариант — осознание прямо сейчас катастрофы как уже случившейся. Причем осознание теми, кто в последние годы ничего не потерял, а скорее приобрел. Теми, кто понимает, что адаптация к нынешнему режиму имеет свои пределы. То есть теми, кто может составить ядро будущей русской нации, новую национальную элиту, которая, в отличие от нынешней, заслужит право на лидерство, не потакая худшему в русской нации, не будучи проводником ее низменных устремлений, а противопоставляя им иную картину мира и качественно иные национальные притязания.