Константин Жуковский: интервью на костылях

Гомельский активист, которому при задержании 21 сентября милиционеры сломали ногу, а после суд еще и приговорил к 15 суткам ареста рассказал о том, почему занимается политикой несмотря на постоянные репрессии со стороны властей.

Жуковский, все ещё на костылях, поджидал меня возле калитки, теребя в руках какую-то бумажку с расплывшейся гербовой печатью.
С Константином Жуковским поговорил корреспондент сайта сайт кампании «Говори правду!».

— Вот, только что из районной прокуратуры приходили, принесли официальное предупреждение, чтобы на Народное собрание в субботу не ходил.Ну, что, проходите в дом, чаем угощу…

— Константин, расскажи, пожалуйста, немного о себе. А то читаешь в прессе: «демократический активист», «известный оппозиционер», а что это за человек, не совсем понятно. Может, «не от мира сего».

— Да нет, я самый обычный человек. Родился в 1975 году в небольшой деревеньке Светлогорского района. Туда очень давно пришел мой дед, который прятался от сталинских репрессий, и там, в этой деревеньке, встретил мою бабушку, женился и осел навсегда. Откуда пришел, он никогда не говорил, боялся видимо. Я пытался отыскать свои корни по его линии, но, к сожалению, так ничего и не нашел. Так что во мне, может, течет кровь последнего алкоголика, а может, и кровь императора Наполеона. Коммунисты сделали все, чтобы это смешать, чтобы оторвать человека от его корней, лишить памяти о предках. Ну, это так, лирическое отступление.

В деревне я закончил девять классов, учился, скажем так, посредственно: по гуманитарным предметам были хорошие оценки, по физике, математике — похуже. Потом уехал в Гродно, поступил в училище — на сапожника. А сразу по окончании училища призвали в армию, в танковые войска, даже домой к родным не успел съездить на побывку. После службы пару лет работал в монтажном управлении, пока в России не грянул кризис, который «нас совсем не затронул», по словам БТ. Однако зарплаты у нас почему-то упали в несколько раз. Поэтому мне пришлось уехать из Беларуси на заработки — жить было не на что. Работал на стройках в Подмосковье по 12-14 часов в сутки, в Польше тоже побывал — крыши крыл. Так удалось скопить немного денег. Потом вернулся, успел еще техникум закончить по специальности «юрисконсульт». Вот, купил здесь, в Гомеле, участок земли, сам этот дом построил, практически все сделал своими руками, машину неплохую приобрел. Женился я, правда, довольно-таки поздно, мне уже почти 31 было. Жена у меня, надо сказать, «святая» — сколько лет уже терпит мои «художества», аресты, отсидки и прочее. Дочке шесть лет исполнилось, в этом году в школу пошла. Так что, все, как у людей.

— А как в «политику» попал? Открыл бы бизнес свой, денег вроде достаточно, да и жил бы себе потихоньку. Чего не хватало?

— Да пробовал заниматься, почему же нет. Но надо было, так сказать, «прогнуться», «подсуетиться», ведь сам понимаешь, как в нашей стране дела решаются. А я не смог, «на рога встал».

— Сразу правду стал искать?

— Получается, что так. Да и после России с Польшей здесь меня все шокировало: куча отчетов, контролеров, инструкций, ограничений. Работаешь и думаешь: оштрафуют — не оштрафуют, посадят — не посадят. Все против человека. А чего в политику потянуло? Смеяться будете, но не могу я равнодушно смотреть на все то, что творилось и творится вокруг, на этот бардак, на ложь в газетах и с экранов телевизоров, на вороватых чиновников, вообразивших себя «новыми хозяевами жизни». Пафосно, конечно, со стороны слушать, но это на самом деле так. Хотя в те времена я был от политики далек.

— А как насчет участия в каких-либо избирательных кампаниях? Когда начал?

— Первая моя избирательная кампания была в 2006 году. Президентские выборы. Подключился к команде Милинкевича. Я тогда уже точно на 100% был против Лукашенко, но не определился, с кем против него «дружить». А себя уже позиционировал как «христианский правоцентрист». Связался с Павлом Северинцем, и он предложил мне поучаствовать в команде «единого кандидата».

— Вот ты сейчас сказал про себя «христианский правоцентрист», а кто ты по конфессиональной принадлежности?

— Я православный. Считаю, что все эти определения «правый — левый» в настоящий момент полная ерунда. Есть общая цель, которую надо достичь, а делиться, размежевываться потом будем. Вот, например, на выборах 2006 года в нашей гомельской команде на «правого» Милинкевича работала коммунистка. Хорошо работала, на износ, собрала более 800 подписей (а на то время люди вообще боялись подписываться, сейчас все же попроще). А вот без Бога нельзя. Никак. Не боятся наши власти, да и многие люди, Бога — вот и творят, что угодно, не задумываясь о последствиях, словно временщики, после которых хоть потоп. А это неправильно.

Затем были избирательные кампании 2008-го — в парламент (я баллотировался по Буда-Кошелевскому округу), в 2010-м — в Гомельский областной Совет депутатов. Ну и президентские выборы 2010-го, конечно.

— Может чем-то особенным запомнились те избирательные кампании? Ведь тебе уже есть с чем сравнивать, опыт большой.

— Отличия, естественно, есть. Так, в Буда-Кошелевском районе (а мы его исколесили вдоль и поперек, до самой глухой деревеньки добрались) основной массе избирателей все равно было, кто и куда там баллотируется.

Вот случай был у меня. Еду я на встречу с избирателями, смотрю — на дороге женщина стоит, голосует. Я останавливаюсь, приглашаю подвезти (нам по пути оказалось). Разговорились. Вижу, что она совсем не в курсе не то что о программах кандидатов, но и вообще, кто выдвигается. «За кого начальство скажет — за того и буду голосовать. Мне все равно». Тогда я ее спрашиваю: «А если начальство скажет за коня голосовать — проголосуете?». «Проголосую», — отвечает. Грустно мне стало, но все равно, руки не опустил.

В облсовет, когда баллотировался, там легче было. Избиратели гомельские более «живыми» оказались. Да и знают меня в районе нашем хорошо. Поэтому буду пробовать в следующем году снова выдвигаться в Национальное собрание.

Но больше всего, конечно, запомнилась президентская кампания прошлого года. Интересно очень было, да и Некляев с «Говори правду!» реально встряхнули всю нашу «политическую поляну». Драйв был и креатив (в качестве доказательства прошлогоднего драйва и креатива Константин пригласил меня к компьютеру и показал ролик с акции «Билет до Венесуэлы», которую делали ребята из гомельского штаба Некляева. — Ю.Г.).

— Хорошо, ты собираешься снова участвовать в выборах. А на твой взгляд уже опытного политика, что нужно делать, чтобы расшевелить народ?

— Правду нужно говорить. Это общо, конечно, но нужно помогать людям самоорганизовываться. Пускай в начале для решения небольших проблем, непосредственно затрагивающих их интересы.

— Предлагаешь своеобразную «теорию малых дел»?

— Ну, что-то вроде того. Ведь на самом деле многое можно сделать, если взяться за это сообща. А когда мы по отдельности, та же власть не очень то и хочет прислушиваться к мнению людей. Вот в настоящий момент я провожу инвентаризацию локальных проблем своего будущего избирательного округа, говорю с людьми, предлагаю пути решения. И вижу, как они бывают порой рады, что вообще кто-то пришел к ним и поинтересовался их проблемами, благодарят. И заодно объясняю им, что те, кто сейчас представляет их интересы в парламенте или в областном Совете, назначены сверху по указке. Они не будут идти против течения, бороться за решение проблем.

— Но ведь и власть не дремлет — «прессует»: арестовывает, задерживает, увольняет с работы. Ты выдержишь это?

— Пока выдерживаю. Вот 19 сентября уволили меня с работы (работал кровельщиком в «Гомельремстрое»). Правда, все организовали так, что я был вынужден написать заявление по собственному желанию. Но, как мне шепнули добрые люди, перед этим был в управление звоночек из известной всем конторы. Вот теперь я снова безработный. Благо, жена и теща, дай Бог ей здоровья, помогают. Терпят. А тут еще эта история с задержанием и моим арестом 21 сентября.

— Да, история уже известная. Кстати, как прошла твоя голодовка? Как к тебе относилась администрация ИВС?

— Голодать в ИВС — это уже такая традиция у нас в Гомеле. Со мной голодали еще два активиста, Андрей Тенюта и Дмитрий Шевченко. Правда это была не «сухая» голодовка. Я соки пил. За все время нахождения в изоляторе выпил около тридцати литров. Спасибо друзьям — постоянно меня ими снабжали. Условия в камере были относительно неплохими. Я отбывал срок в одиночке. Дали два матраца. Раз десять начальник ИВС приходил, интересовался условиями содержания. Врач посещал, мне ведь, когда задерживали, ногу сломали. Очень поддерживали телеграммы с воли (Костя протянул мне ворох телеграмм. Писали ему практически со всех областей Беларуси: «Костя — держаться!», «Кастусь, твае аднавяскоўцы з вескі ШОС Мінскага раену шлюць табе прывітанні и зычаць здароўя. Чакаем на свабодзе. Сябры». — Ю.Г.).

— А мыслей махнуть на все рукой и уехать из Беларуси не возникало?

— Бывало, чего тут скрывать. Ведь бьешься, бьешься, пытаешься стену эту чиновничьего равнодушия пробить, несправедливости, а результатов не видишь. Но подумаешь: «А кто, если не ты?». И продолжаешь. Хочу я все-таки, чтобы моя дочь в нормальной стране жила. Ведь, по сути, я для себя и для нее стараюсь. Да и вера в Бога силы придает.

Чай был выпит. Со школы вернулась Алеся, дочка Константина. Пришла с работы жена Елена. Обычный вечер в семейном кругу. Правда, в любой момент эту идиллию могут разрушить — снова арестовать, бросить за решетку, вызвать на профилактическую беседу. Константин проводил меня до ворот, крепко, по-мужски пожал руку, пожелал счастливого пути. «Завтра в церковь с утра пойду. Помолюсь за Беларусь», — сказал мне на прощанье.