Ветеран группы «Альфа»: скальпель государства

Спецподразделение «Альфа», созданное в июле 1974 года по личному указанию председателя КГБ Юрия Андропова, было и остается «последним доводом государства» в критических ситуациях — когда переговоры с террористами заходят в тупик, когда счет идет на секунды и жизни заложников висят на волоске… Так было в Беслане, Буденновске, Минеральных Водах. К сожалению, так будет еще не раз.

Президент Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа»Сергей Гончаров отдал этой «команде мечты» 15 лет. По меркам спецназа — целая жизнь. Но только сейчас он может поделиться воспоминаниями о событиях, о которых раньше приходилось молчать. Ведь до сих пор некоторые операции остаются особо секретными. Например, события 1991 и 1993 годов. И все-таки именно с этого мы решили начать наш разговор…

— Сергей Алексеевич, в августе страна отмечала двадцатую годовщину путча 1991 года. Вопрос о том, почему «Альфа» тогда не пошла на штурм Белого дома, так и остался без ответа. А ведь вы могли переломить ход истории.

— Действительно, в августе 1991 года мы оказались в ситуации, когда и ГКЧП, и противостоящие ему люди из окружения Ельцина понимали, что проблему можно решить только силой, спровоцировав кровавое побоище. Я это знаю точно, ведь мы сидели на правительственной связи. Но власть колебалась: некоторые руководители наших республик до обеда присягали ГКЧП, а после обеда Ельцину. Каждый хотел поставить на ту лошадь, которая наверняка выиграет. А нам надо было срочно принимать решение. Если бы пошли на штурм Белого дома, без вопросов: Ельцин и его защитники в худшем случае были бы убиты, а в лучшем — арестованы. Все прекрасно понимали, что надежда только на нас. Члены ГКЧП считали, что мы пойдем на штурм, Ельцин с Коржаковым думали, как сохранить свою жизнь. Борису Николаевичу, это уже никто не скрывает, предлагали укрыться в американском посольстве, но он принял другое решение, потому что знал — в той ситуации он скорее выиграет.

— Так был ли отдан приказ идти на штурм Белого дома?

— Приказ был, время штурма назначили. По радио даже передали, будто «Альфа» в три часа ночи пойдет на штурм. Нам придали практически все боеспособные силы, имевшиеся на тот момент в стране. Это спецназы ГРУ, ВДВ, «Вымпел». Началась такая неразбериха, которую теперь, спустя годы, я понимаю и даже оправдываю. Ведь тогда никто из руководителей не хотел брать на себя ответственность за первую кровь и не стремился войти в историю как человек, расстрелявший свой народ. Вертолетчики, которым приказали поддержать нас с воздуха, заявили, что могут, конечно, пострелять неуправляемыми ракетами, но кто будет потом за это отвечать, если пострадают гражданские объекты и люди — ракеты-то неуправляемые. А если они попадут в американское посольство? Мы как люди военные понимали, что многие просто динамили приказ. Когда стали подтягиваться бронетанковые части, то колеса бэтээров вдруг полопались, то не оказалось топлива, то еще что-то. Честно говоря, никому неохота было ввязываться. Мы так и не получили ответа ни от всего ГКЧП, ни персонально от Крючкова на вопрос, кто будет принимать решения по убитым и раненым. Никто элементарно не знал, чем это все закончится. Надеялись на русский авось: пусть «Альфа» идет, Бориса Николаевича убьет, а потом посмотрим, что из этого получится. Но из этого могла получиться только гражданская война. Мы прекрасно понимали, в какой ситуации оказались: невыполнение приказа — это суд, лишение погон, должностей и т. д., выполнение фактически делало нас людьми, развязавшими в стране гражданскую войну. К этому выбору офицеры были готовы, в подразделениях провели собрания, на которых сто процентов личного состава сказали: пойти и выполнить приказ — значит начать в России войну с колоссальными жертвами и последующим уничтожением государственности. Мы доложили покойному ныне командиру группы генерал-майору Герою Советского Союза Виктору Карпухину об отказе идти на штурм Белого дома, он все прекрасно понял и согласился, что нас хотят сделать крайними. О нашем решении очень быстро стало известно, тогда ничего невозможно было скрыть: Коржаков хорошо знал нас, а мы хорошо знали Коржакова. Да и офицеры, которые невольно оказались на той и на этой стороне, дружили. Все между собой обменялись информацией о том, что никто этого штурма не желает.

Я считаю, что в той ситуации офицеры «Альфы» поступили совершенно правильно, хотя это и вышло нам боком. После тех событий была предпринята первая и единственная попытка расформировать «Альфу». Тогда я и новый командир группы Михаил Головатов поехали к Коржакову и сказали, что «Альфа» — единственное подразделение, которое может защитить и страну, и лично Ельцина. Это был четкий сигнал Борису Николаевичу — никто его не защитит, случись что. И он этот сигнал услышал, от нас отстали. Всю правильность такого решения доказал 1993 год.

— А какова была позиция офицеров «Альфы» во время политического кризиса 1993 года?

— В 1993 году ребята из «Альфы» тоже поступили правильно, сохранив жизнь всем участникам событий. Нам дали карт-бланш, и это было наше решение. И Бабурин, и Хасбулатов, и прочая компания находятся в полном здравии, а ведь мы могли никого из них не оставить в живых. 4 октября 1993 года «Альфа» получила приказ о штурме, прибыла к Белому дому и вступила в переговоры с руководством Верховного Совета и его защитниками. Наши сотрудники пообещали вывести всех сидящих в здании правительства людей целыми и невредимыми. И по возможности сделали это. При штурме погиб сотрудник группы Геннадий Сергеев, выносивший из здания раненого. Пуля попала ему между каской-«сферой» и бронежилетом.

— Как относились сами сотрудники «Альфы» к тому, что их постоянно впутывали в решение политических проблем?

— Если говорить откровенно, после прихода к власти Михаила Горбачева и распада Советского Союза, к сожалению, не было каких-то реальных возможностей повлиять на ситуацию, кроме как с применением силы. Достаточно вспомнить географию наших операций тех лет: Вильнюс, Тбилиси, Степанакерт, Баку, Душанбе. Не могу сказать, были верными или не очень те политические решения, но то, что мы выполняли приказ Родины, это факт. Хотя тогда же мы столкнулись и с первым предательством. После операции в Вильнюсе Горбачев заявил, что знать не знал, кто нас туда посылал, а когда принималось решение, он спал. Хорош президент, направляющий своих офицеров на задание, а затем от них отказывающийся… Но тогда вообще был полный паралич власти: нежелание добиваться выполнения решений и нести за них ответственность. Горбачев и его ближайшее окружение были генетически неспособны на это. А для нас это вышло боком — до сих пор мы пожинаем плоды вильнюсских событий. Например, недавно одного из наших бывших командиров Михаила Головатова попытались арестовать в Вене.

— Насколько часто первые лица государства пытались оказывать давление на решения, принимаемые командованием группы «А»?

— Мы никогда не боялись не соглашаться с тем, что нам навязывали сверху. И когда какой-то член ЦК, который, кроме охотничьего ружья, ничего в руках не держал, приказывает нам решать проблему вот так-то, его надо мягко послать. И посылали. Командиру группы практически всегда удавалось людям наверху доказать, что эта операция должна проводиться так, и никак иначе. 1 декабря 1988 года в городе Орджоникидзе вооруженная банда трижды судимого Якшиянца захватила в заложники 30 школьников и их учительницу. Преступники требовали предоставить им самолет для вылета за границу. Вступившие с ними в переговоры представители властей сказали, что аэропорт Орджоникидзе не обладает возможностями для такого полета, и автобус с детьми отправился в Минеральные Воды. К этому времени в Москве уже принималось решение о штурме, а мы летели в Минводы. Бандиты запросили самолет для вылета в Израиль. Некоторые руководители страны настаивали на том, чтобы не выпускать Якшиянца, показать нашу силу и мощь и начать штурм. Но тогдашний командир группы Геннадий Зайцев настоял на том, что преступников надо выпустить. Так и сделали, хотя командир рисковал — у нас с Израилем не было дипломатических отношений. Потом мы вылетели в Израиль и привезли преступников, арестованных местными силами. Главное — сохранили жизни детей. Если бы мы все-таки пошли на штурм, думаю, все было бы намного хуже.

— Имелись ли тактические возможности для штурма без угрозы жизни заложников при их захвате в Буденновске?

— Тактические возможности были. Какие бы издержки при освобождении заложников во время штурма мы ни несли, мы всегда старались сделать все, чтобы довести операцию до логического конца и уничтожить или пленить тех бандитов, которые это устроили. В Буденновске, пойди мы на штурм, без потерь бы не обошлось, но и бандиты были бы стопроцентно уничтожены.

— Но ведь переговоры с Басаевым вел лично Виктор Черномырдин…

— При всем моем уважении к Виктору Степановичу и его афоризмам, действия премьер-министра в той ситуации были в корне неверными. Это было политически вредное решение для всей нашей страны, и именно оно дало толчок развитию терроризма на Северном Кавказе. Не знаю, кто из советников вбил Черномырдину эту мысль в голову, но если бы в Буденновске мы приступили к штурму, ситуация на Северном Кавказе развивалась бы по-другому. То, что произошло тогда, подняло знамя террора на такую высоту, что потом опустить его было очень сложно. Мы до сих пор его опускаем.

— Как вы оцениваете действия офицеров «Альфы» в операциях по освобождению заложников в Театральном центре на Дубровке в 2002 году и в Беслане в сентябре 2004 года?

— Обе операции вошли в черный список и подразделения, и российской истории антитеррора. И все же. В первом случае, по моему мнению, выбранная тактика была единственным возможным решением для того, чтобы не допустить огромного количества жертв. Конечно, очень жалко погибших и умерших от отравления заложников, но использование так называемого веселящего газа было тогда едва ли не единственным выходом. К такому выводу пришли не только мы, но и коллеги из многих зарубежных спецподразделений. Если бы террористы привели в действие имеющиеся у них взрывные устройства, погибли бы все: заложники, спецназовцы, которые пошли на штурм, жильцы близлежащих домов. Использование газа позволило нам проникнуть в зал и точечными снайперскими выстрелами нейтрализовать террористов, не допустив огромных потерь.

А Беслан… Там ведь, по сути, был не штурм. Там ребята спасали детей, а не уничтожали террористов. Вызывали огонь на себя, закрывая своими телами школьников. У нас погибли в Беслане Олег Лоськов, Александр Перов и Вячеслав Маляров. Погибли еще семеро ребят из «Вымпела». Огромные потери для спецподразделений, но, еще раз повторяю, тогда речь шла в первую очередь о спасении детей. Мы не успели подготовиться, все решения принимались на месте мгновенно.

— Насколько эффективной вы считаете тактику точечной ликвидации лидеров террора?

— Это один из самых эффективных методов борьбы с терроризмом в современных условиях. Группа «Альфа» — это, используя медицинскую терминологию, острый скальпель, инструмент прямого действия, последний аргумент, когда уже таблетки и клизмы не помогают. В то же время мы прекрасно понимаем, что метастазы террористической деятельности настолько распространились по всему миру, что вряд ли можно единой и быстрой операцией решить проблему. Если кто-то думает, что уничтожение одного руководителя повлечет за собой уничтожение всей команды, то это не так. Терроризм — это огромный бизнес, которым занимаются многие страны. Этот бизнес передается по наследству, от одного убитого руководителя к другому. Наш Северный Кавказ давно воюет вовсе не за идею, а только потому, что боевые действия щедро оплачиваются. А вот кем? Остается только догадываться. Но лично я думаю вот что: как бы мы ни пытались навязаться американцам в друзья, мы никогда ими не станем. Мы можем быть им только попутчиками до определенного момента, когда они используют нас в своих целях, а дальше они пойдут своей дорогой. И нестабильность на Северном Кавказе им окажется на руку.

— Соответствует ли сегодня «Альфа» современным террористическим вызовам и угрозам: по оснащению, выучке, снаряжению?

— Что касается оснащения, то с самого первого дня у нас было все самое лучшее. Вспоминаю, на нас, как на инопланетян, смотрели люди во время одной из первых операций группы в Сарапуле. В декабре 1981 года двое рядовых срочной службы дезертировали из части с двумя автоматами и захватили в заложники 25 школьников из десятого класса и учительницу. Мы вылетели туда ночью, вокруг здания школы уже собралась огромная толпа из взволнованных родителей. Мы были в своей новой форме, которую никто еще в глаза не видел: черная одежда с накладными карманами, на головах каски-«сферы» с бронированным стеклом. Было такое ощущение, что собравшиеся у школы жители Сарапула увидели посланцев с Луны — такие у них были лица. Тогда же у них появилась стопроцентная надежда на то, что именно мы спасем их детей. К счастью, так и произошло.

Когда «Альфу» только формировали, самое современное вооружение по каналам Первого главного управления КГБ СССР приобреталось для нас через третьи страны. Наша промышленность тогда не могла обеспечить спецназ всем необходимым. Сегодня все изменилось: на нас работает несколько институтов, есть производственные мощности, где реализуются их научные разработки. Главное требование к снаряжению и оснащению — сохранение жизни наших офицеров, а значит, и жизни заложников. Как-то нескромно хвалить самих себя, но могу без преувеличения сказать, что по мировым меркам спецназа мы — одни из лучших.

— Не так давно президент озвучил идею проведения военных операций за рубежом. Насколько «Альфа» к этому готова?

— Эти операции в нынешних условиях возможны и оправданны. Граждане нашей страны должны чувствовать себя защищенными, так же как и офицеры спецподразделений, которые их проводят, — они же выполняют приказ президента. Например, когда в марте 2001 года двое чеченских террористов — Арсаевы — захватили самолет Ту-154 рейса Стамбул — Москва, «Альфа» была готова вылететь и провести спецоперацию. Тогда по требованию террористов самолет перегнали в Саудовскую Аравию, где в аэропорту Медины около ста бойцов местного спецназа при поддержке нескольких бэтээров штурмовали лайнер. На мой взгляд, операция была проведена неудачно: потеряли двух заложников, включая стюардессу-россиянку. К сожалению, «Альфе» тогда так и не отдали приказа на вылет, а мы были готовы. Сегодня подразделение готово вылететь в любую точку мира и разрешить ситуацию. И совершенно правы те, кто говорит, что если мы будем наплевательски относиться к защите интересов собственных граждан в любой точке мира, нашу страну перестанут уважать.

— Сейчас много говорят об отсутствии у нас национальной идеи. Какова же мотивация бойцов при выполнении спецопераций? Ведь надо же во что-то верить.

— Мне непонятны разговоры про национальную идею. По-моему, это как вера в Бога — либо она есть, либо нет. Эту идею нельзя написать, нельзя закрепить какими-то указами или приказами. К сожалению, сейчас разрушено все то хорошее, что было в СССР. Можно по-разному относиться к Сталину, но есть факт: в годы Великой Отечественной солдаты шли в бой с криком «За Родину, за Сталина!», их никто не заставлял, они совершенно искренне в это верили. Сегодня, случись что, вряд ли кто-то встанет из окопа с криком «Вперед, за Абрамовича!». Никакая национальная идея не появится, пока чиновники будут работать в стране вахтовым методом, пока они будут зарабатывать или воровать деньги в России, а их дети — учиться за границей. К счастью, вся молодежь, которая сегодня приходит в «Альфу», относится к той прослойке молодых людей, которые уезжать из России не собираются. У нас есть уникальные примеры преемственности поколений — отец числился в первом наборе «Альфы», сейчас в подразделении служит его сын, а внук ветерана проходит отбор в группу. Когда мы собираемся играть в футбол, очень часто бывает, что отец-ветеран играет за одну команду, а его сын — действующий офицер — за другую. Это дорогого стоит. Я не могу назвать фамилий, но мы очень гордимся этими династиями.

— Как лично вы оказались в «Альфе»?

— Окончил школу, затем автомеханический техникум в Москве, ушел в армию, служил в спортивной роте под Москвой, где стал кандидатом в члены КПСС. После демобилизации меня пригласили служить в КГБ. Отучился два года в Ленинградской школе, попал в оперативное подразделение. В 1974 году мои командиры сделали все, чтобы не отпустить меня в «Альфу», куда уже звали. В 1978 году руководством спецподразделения был резко поставлен вопрос о моем переходе в «Альфу». Вот с 1978 года я 15 лет отслужил в «Альфе», закончил службу в должности заместителя командира подразделения и считаю, что лучшие годы — это проведенные там.

— По каким критериям осуществляется отбор в ряды «Альфы»? Существует некий стереотип о бойцах элитных спецподразделений как о неуязвимых воинах, этаких киборгах. Какие они на самом деле?

— Действительно, многие думают, что люди, которые служат в спецподразделениях, вообще не могут погибнуть. И в наших фильмах показывают, как после двух часов боя офицер весело курит, выпивает сто граммов, а те ранения, которые получил, его нисколько не тревожат, он готов еще хоть сто километров пробежать. На самом деле бойцы спецназа — такие же люди из плоти и крови, и они так же испытывают боль и стресс. Но к нам попадают лучшие, потому что мы не выбираем офицеров, мы их отбираем. Чувствуете разницу? Многим вынуждены отказывать по тем или иным причинам. Как-то отбирали офицера с границы с Таджикистаном, великолепного парня под метр девяносто ростом, волейболиста и вообще красавца. Он продемонстрировал отличную физическую и огневую подготовку, и вот дело дошло до десантирования с парашютом. Поднялись на самолете на тысячу с лишним метров, приготовились для выполнения прыжка и увидели его бешеные глаза. Он уперся в проем руками, и никакими уговорами нам не удалось заставить его выпрыгнуть. Приземлились, стали беседовать, а он и сам в шоке, кричит: такого не может быть, я прыгну! Через три часа снова поднялись в воздух, и опять он не сумел преодолеть свой страх. После этого, конечно, пришлось с ним расстаться. Человек, который неспособен преодолеть чувство страха, не может служить в элитных частях.

Не все могут работать в команде, есть тяжелые индивидуалисты, отвечающие только за себя. Они чисто психологически не в состоянии служить в таких подразделениях, потому что если ты отвечаешь только за себя, то твоя жизнь будет коротка, а жизнь твоих товарищей еще короче.

— Есть ли женщины в группе «А»?

— По крайней мере были, одна даже в звании полковника, правда, работала она в техническом отделе. Если вы имеете в виду «боевиков», то пока не было.

— В следующем году исполняется 20 лет Ассоциации ветеранов «Альфы». Какие цели она перед собой ставит?

— Образовалась она после событий в Вильнюсе. В нашем государстве, увы, многое устроено так, что пока ты живой и нужен — тебя холят и лелеют, а как только выпадаешь из списков — все про тебя забывают. Это особенно ощутимо, когда речь идет о содержании семей 26 погибших сотрудников. По сути, им не приходится рассчитывать на помощь государства, и мы взяли на себя эти функции. Стали зарабатывать деньги.

Мы ведь не только, как говорится, каску носим, многие знают несколько иностранных языков, окончили престижные вузы, после службы ушли в бизнес и стали довольно успешны. Сегодня ассоциация объединяет более 500 человек, а ее членами могут стать только те, кто когда-то служил в «Альфе», только так, и никак иначе. Попасть к нам за деньги нельзя, чиновникам любого уровня вход сюда тоже заказан — это узкокорпоративная организация. Никаких исключений. Кстати, мне очень часто звонят из МВД или ФСБ и спрашивают, является ли такой-то человек членом ассоциации, у него якобы изъяли наше удостоверение. По каждому факту проводим тщательные проверки, и я могу сказать, что пока ни одно удостоверение не ушло на сторону и не уйдет. Пока, тьфу-тьфу-тьфу, мы ничем не запятнали свою честь.