На рынок выходят мародеры
Почему наше государство не сможет одержать стратегическую победу в борьбе с ростом цен на еду.
Борьба с ростом цен на хлеб и вообще еду перешла в практическую плоскость: Федеральная антимонопольная служба проводит ковровые, многорегиональные проверки молочных и хлебокомбинатов. Учитывая то, что иные увеличили отпускные цены вдвое, проверяющим будет чем заняться.
Скоро вообще кончатся летние каникулы, и в борьбу включатся депутаты «Единой России» всех парламентов, не говоря уж об околопартийных молодежных организациях. Само собой — гонять по рынку бабулек за банку слишком дорогого молока куда приятнее, чем, например, лично тушить пожары. А эффект вроде как одинаковый.
В смысле — нулевой. Именно к нулю стремится результативность любых действий политического руководства, осуществленных в режиме ручного управления. Можно, конечно, и пожар самому тушить, и ценники рисовать. Только все это не демонстрация эффективности, а, наоборот, признание собственного бессилия. Все равно что нервный дирижер, бросивший палочку и отобравший смычок у штатного скрипача несыгранного оркестра.
Мука подорожала из-за негативных прогнозов по сбору урожая в этом году. Оставим за скобками вопрос о том, что зерна в стране на самом деле достаточно. Зафиксируем, что в воздухе витает весьма эфемерный, но чутко пеленгуемый шестым чувством россиянина призрак голода, который постсоветскому обществу знаком в формате дефицита. Это угроза, которая превращает банальную экономическую практику (купить батон) в алгоритм выживания. Человек становится несвободен в выборе, а продавец этим пользуется.
Такое поведение правильно назвать мародерством. Ведь в общем смысле это ситуация, когда один экономический субъект извлекает выгоду из того обстоятельства, что другой находится в этот момент в состоянии беспомощности.
Со всей очевидностью мародерами можно назвать тех, кто грабит пожарища. С чуть меньшей — таксистов, которые ломят десятикратный тариф сразу после теракта. С директором хлебозавода, увеличивающим вдвое отпускную цену на муку, все не так очевидно, но только на первый взгляд. Ведь его издержки не увеличиваются (цена на зерно на внутреннем рынке в связи с введением эмбарго упадет, а не вырастет, плюс хлебозаводы получат зерно из госфонда по квотам). Значит, такой директор планирует извлечь сверхприбыль из чужой беды, пусть и мнимой.
Нормы поведения задает, как ни крути, государство (и его отростки в виде госкомпаний-корпораций). Так вот, наше государство — тот еще мародер. Достаточно вспомнить о постоянном, экономически немотивированном (в том смысле, что мотивация — другая) росте цен на тарифы ЖКХ, направленном на изъятие ренты, наиболее чувствительной как раз для социально незащищенных (беззащитных) граждан.
В общем, право сильного диктовать свои условия экономической игры, не стесняя себя рамками закона и тем более морали — это практика, широко и постоянно транслируемая представителями государства во всем их многообразии. В ситуации угрозы (беды) сильным становится обладатель дефицитных благ. И он действует в традиционной мародерской парадигме. Если хотите, осуществляет ручное управление рынком, действуя в собственных интересах, на свой страх и риск.
Риском здесь выступает возможность наказания. Именно возможность, потому что о его неотвратимости у нас и речь не идет. Неотвратимость наказания сразу же обернулась бы против самого государства в лице его лучших представителей. Накажут выборочно, тех, кто попадет на карандаш первому лицу, да еще под горячую руку.
А наказать всех сразу первое лицо, даже если их два, не может. Они же все делают в ручном режиме. Рук-то на всех не хватит.
Словом, тяжело бороться с ветряными мельницами, особенно если они являют собой твое же зеркальное отражение.
Поэтому придумывать практические рецепты противодействия экономическим мародерам в современной России, не меняя ее социально-политической сути, бессмысленно, и еще бессмысленнее — анализировать действия тех, кто в этом сомневается.
P.S. Фасовцам в их локальной, но справедливой борьбе — удачи. Не они же создали систему, при которой добросовестное выполнение своих функций отдельным чиновником или ведомством почти не влияет на общий результат.