Имперский синдром Москвы

Интервью с Зауром Гасымовым — сотрудником Института европейской истории города Майнца, специалистом по истории Восточной и Центральной Европы.

— Немецкие и европейские эксперты все чаще говорят о необходимости более тесного сотрудничества между Североатлантическим Альянсом и Россией. Должны ли двери НАТО быть открыты для Москвы?

— Я убежден, что Альянс должен вести переговоры с Россией. Такой диалог очень важен, но это не имеет ничего общего с вступлением России в НАТО, так как это организация, членами которой являются только государства со стабильной демократией, государства, разделяющие общие ценности.

— Россия не отвечает этим критериям?

— Демократизация это страны, к сожалению, все еще не произошла. В Москве до сих пор держится авторитарный политический режим, а гражданское общество чрезвычайно слабо.

— В свое время бывший канцлер Германии Гельмут Шмидт (Helmut Schmidt) говорил, что НАТО должно играть роль стратегической скрепы, удерживающей вместе три силы: Северную Америку, Европу и Россию. По вашему мнению, Россия уже действительно является полноправным стратегическим партнером Альянса?

— Разумеется, Россия – это важный партнер, но при разговорах с Москвой НАТО не должно забывать о постсоветских республиках на Кавказе и в Центральной Азии. Также нельзя забывать, что стабилизация в этом огромном регионе – это гарантия мира. НАТО должно разговаривать с Россией, но до тех пор, пока она не станет в полной мере демократической страной, не должно быть и речи о включении ее в структуры Альянса. Более тесные переговоры и сотрудничество – да, но членство для Москвы – нет. Пока Россия не является демократическим государством, ее политическая культура и политические реалии не отвечают западным (в том числе и натовским) стандартам.

Россия постоянно сталкивается с огромными проблемами. Ее экономика полностью зависит от экспорта газа и нефти, что постоянно используется в политическом плане. К сожалению, во всех сферах жизни, в том числе экономической и политической, повсеместным явлением остается коррупция, что в сильной мере осложняет естественное развитие страны. Сейчас российские элиты ищут новую идентичность, которая пока колеблется где-то между евроазиатской и ностальгической постсоветско-коммунистической моделью с образом Сталина на заднем плане. Я считаю, что это типичный постимперский синдром, который все чаще получает доминирующую позицию в российской политике. А факты таковы: согласно статистике россияне умирают в более раннем возрасте, чем в развитых странах, свирепствует СПИД, а алкоголизм уже стал социальной болезнью.

Современная Россия это уже, конечно, не Советский Союз, и хотя я не склонен переоценивать роль и значение России в грузино-российской войне 2008 года, однако (что естественно) ностальгия российских элит по российскому империализму может вызывать в Европе сильное беспокойство. Однако я бы слишком не переоценивал имеющийся у своевременной России потенциал.

— Как вы оцениваете ситуацию в Грузии и на Украине? С одной стороны президент Барак Обама поставил на сотрудничество с Москвой, а с другой – будучи в Тбилиси государственный секретарь США Хиллари Клинтон подтвердила однозначно критическую позицию в отношении российского вторжения и оккупации Южной Осетии. Она также заверила, что Соединенные Штаты будут поддерживать усилия по укреплению демократии в Грузии.

— Это очень сложный вопрос. Грузинские власти уже не первый год прилагают много усилий к тому, чтобы их страна стала более демократической. Я надеюсь, что и Украина под руководством Виктора Януковича будет двигаться в этом направлении. По моему мнению, НАТО в данном случае должно действовать в двух направлениях: диалог с Россией, очень важен, но также нельзя забывать ни об Украине, ни о Грузии. Следует помнить, что это должны быть совершенно независимые друг от друга диалоги, а не общая тема, когда разговоры с Россией касались бы Грузии или Украины. Сейчас, в 2010 году, факты и реалии таковы, что ни Тбилиси, ни Киев не являются членами НАТО. Но я задам всем вопрос: кто в 1988 году допускал, что в 2006 саммит НАТО пройдет в Риге – в Латвии, как в одном из государств-членов? Возможно, уже через пять — семь лет нам придется столкнуться с совершенно новой ситуацией.