Белоруссия: политология лжи как обоснование режима ЧП
Чрезвычайное положение действует в стране с декабря 1994 года. Со времени запрета на публикацию в газетах знаменитого доклада депутата Сергея Антончика о коррупции в окружении Александра Лукашенко.
Всякая наука удивляет по-своему. Белорусская политология в последние дни демонстрирует высочайшее мастерство в интерпретации понятий. Если верить отдельным авторитетам, египетские фараоны ходили на работу в колхоз, а ливийские бедуины пасли своих верблюдов в пойме Свислочи.
Получается, что белорусские колхозники могли бы стать египетскими фараонами. Или не захотели, или упустили свой шанс. С другой стороны, не найти, вероятно, среди жителей европейской части России, человека, который, проезжая по белорусским дорогам, не воскликнул бы подобно немцу: «Das ist fantastisch!». С третьей стороны, днем с огнем не найдешь такого белоруса, который помнит, что все белорусские дороги строились на российские деньги.
Собственно, эти дороги никогда не имели «национальности». Их строила Империя для своих великодержавных нужд. Чтобы быстрее догнать бронепоезда до взбунтовавшейся Варшавы, или добежать танковой дивизией до Елисейских полей. А в самой России, так уж получилось, до многих мест «только самолетом можно долететь».
И опять, в точном соответствии с русской пословицей «по Сеньке и шапка», Лукашенко досталась роль заботливого обустроителя Союзной державы, а Путину-Медведеву — неизменные «дураки и дороги». Показательно: в энтэвэшной программе Павла Селина, посвященной событиям 19 декабря, Алексей Митрофанов громогласно намекал, что «ниоткуда» появившийся Лукашенко «не уйдет в никуда». То есть станет спасителем России. То есть построит параллельно БАМу европейскую автостраду и российских «оборотней в погонах» поменяет на белорусских?
Впрочем, жители обетованной Беларуси чем дальше, тем меньше понимают, что на самом деле происходит в России. Даже на дипломатическом уровне, когда возникает такой вопрос, интересующимся наши дипломаты все чаще отвечают: «Спросите-ка лучше у китайцев. Они больше «в курсах»?
Главное, никто ничего не понимает. Были когда-то княжеские дружины, королевские армии, национальные армии, имперские армии, каждая из которых имела четкое представление когда, с кем и с какой степенью упертости надлежит воевать. Каждый офицер был поручиком Ржевским, каждый солдат прекрасным потенциальным насильником, о приходе которых грезили юные пастушки в предрассветных снах.
Но появилась Красная Армия — всемирно-революционная. Когда всеми Чапаевыми и Фрунзе распоряжался нарковоенмор Троцкий, еще существовало относительно внятное целеполагание: взять Самару, пленных не брать! Трудности начались после 1 сентября 1949 года. После успешного испытания советской ядерной бомбы. Вроде бы ясно — бросать надо на Вашингтон, но ближе — на Аляску, А если в ответ бросят? К 80-х году никому из советских граждан, включая населения так называемого Варшавского договора, не хотелось жить под защитой ракетно-ядерного Щита великой Родины. Ни солдатам, ни маршалам.
В итоге огромная Армия не сделала ни одного выстрела в защиту на глазах развалившейся Страны. Когда в очередной 23 февраля в вагон электрички Борисов-Минск заходит белорусский хлопец «з гармонікам»: «Офицеры, россияне…», ему подают куда меньше, чем за «Вологду-гду».
И вот под эту любимую «Вологду» Лукашенко, на всех рассердившись, заявил что для зашиты от посягательств он не остановится перед применением армии. Как пели студенты 60-х «уж лучше б он открыл на нашей площади пивную». До этого момента были оптимисты, которые считали, что Беларуси армия все-таки нужна. Вдруг литовцы полезут. После оптимисты замолчали. Какой уж тут оптимизм, если сам главнокомандующий не понимает, с какой целью, когда и против кого начинаются войны. Ведь армии существуют для войны, а если мир — то зачем армии?
На этот вопрос не смог бы ответить даже авторитетный в вопросах социальных войн Михаил Тухачевский. Он травил газом локализованного противника — сбежавших в леса от Советской власти тамбовских крестьян. А в современной Беларуси местоположение вероятно противника достаточно неопределенно. Возможно, в Чижовке количество «антирежимников», меньше, чем в Лошице, и намного меньше, чем на рынке в Ждановичах. Но это ведь не означает, что системы залпового огня могут быть применены для накрытия знаменитого и на самом деле богатого белорусского Поля чудес.
В год «предприимчивости» там могут оказаться и поверившие в искренность правительства люди. А с другой стороны, существует полная ясность с локализацией штабов. Кто ж не знает, где расположена Администрация, парламент, Нацбанк, почтамт, КГБ, МВД, БТ и прочие вспомогательные службы, включая дислоцированный в Уручье спецназ.
Все это знают. А кто не знает, пускай купит топографический план столицы Беларуси. И сразу поймет, как определить основное направление стрельбы, дальности, довороты, прицелы и заряды. Хоть имеющееся вооружение не может претендовать на достижение высокой точности в боевом применении, но полное и относительно бескровное подавление всех локальных целей обеспечит любой грамотный артиллерист.
Негласный запрет на право называть вещи своими именами, сплошь и рядом создает комические ситуации. Например, возвратившись из неудачного Сочинского сидения, протекавшего в условиях практически полной информационной изоляции, Лукашенко обрушил на заскучавшую белорусскую публику Ниагарский водопад слов и эмоций. Как говорится, мат, слезы и сопли. Мубараки всего мира, объединяйтесь, Меркели — трепещите.
Чтобы приблизительно понять, чем порно отличается от эротики, нужно посмотреть хотя бы пару фильмов. А после попытаться ответить на вопрос — нам это надо? То же самое относится и к политическим режимам. Белорусские политологи до сих пор гадают о природе режима Лукашенко и размышляют на тему, что нас ждет. Причем артикулируется все это на языке чудовищного местечкового новояза. В качестве, можно сказать, каноническом применяются формы «подставляться», «наклонять» и пр., напрямую заимствованные из этологии, науки о поведении животных. А мы все-таки образуем социум. Кстати, делаем это довольно бестолково, чему ярким свидетельством является социальный заказ нескольким технократам (на самом деле имеющим косвенное отношение к власти и слабое знание естественных наук) изобрести государственную идеологию.
При желании можно привести полный список подвизавшихся на этом поприще клинических кретинов, но воздержимся, памятуя о существовании указа «о диффамациии». По которому всякий намек на несовершенство власти может быть квалифицирован как «заведомо ложные измышления».
Кому охота? Хотя гражданам других государств, волей случая занесенных в Беларусь, бояться можно меньше. Поэтому легионер футбольного минского «Динамо» , гражданин Габона, Брюно Мбанангой прямо так и заявляет: «Могу сказать, что у нас похожие государства в политическом отношении. Они стабильные. Именно поэтому мне нравится находиться в Беларуси. Наш президент Омар Бонго правил 42 года, пока не умер».
Добавим, ссылаясь на Википедию, что после смерти Хаджа-Омара Бонго, на президентских выборах о своей победе заявил его сын Али бен Бонго. Предупреждая возможные возражения, хочу заявить: понятия не имею насколько демократична учрежденная Омаром Бонго перед собственной кончиной многопартийная политическая система в Габоне, не знаю, на чем основывается габонская стабильность. Но твердо уверен, что между странами с самыми разными природно-климатическими, культурно-религиозными и пр. условиями существуют формальные и содержательные сходства. На мой взгляд, и в Габоне, и в Египте, и в Ливии значительная часть населения испытывала неудобства от длительного пребывания на верховном посту замечательных людей — своих лидеров. Ведь если кто любит хоровое пение, то он с нетерпением ожидает отставки с поста любителя танцев. И наоборот. В Беларуси роль президента семнадцатый год исполняет хоккейный любитель. Это не может не раздражать футбольных болельщиков. Тем более, что по его собственному признанию, он отдал предпочтения хоккею не по любви, а благодаря травмированному мениску. То есть продемонстрировал полное безразличие к основополагающим ценностям обоих (80% электората) болельщицких групп.
Так почему бы его и не сменить?
Таким вопросом (кто искренне, а кто и со скрытым злорадством) одолевают белорусов их более удачливые или более сильные соседи. И сами же на него отвечают: «Несмотря на нашу удачливость (силу) мы не можем повлиять на события. Дело белорусского общества и руководства, какие ценности страна примет, какого правителя над собой поставит.
«Новые европейцы» (из недавних наших) практически не скрывают заинтересованности в «белорусской модели», а старые привычно прячут интересы за словесной шелухой. И все солидарны в одном: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Хотя спасшихся собственными усилиями за всю историю во много раз меньше, чем спасенных ОСВОДом.
Из бесконечного (практически) списка случаев приведем несколько характерных. В конце июня 1944 года в Минске практически не было немецких войск, а приблизительно 30 тысяч местного населения (до войны в городе проживало около 300 тысяч) разбежались по окрестностям, спасаясь от налетов советской авиации. Она бомбила минские развалины не по причинам военно-стратегическим, не по причинам оперативно-тактическим, а потому что была война. То есть по причинам политическим. Немцы спешно отступали, торопились, вступая в беспорядочные боестолкновениям с партизанами, которые стремились быстренько освободить город. Не потому, что это было важно с оперативно-тактической точки зрения, а по политическим соображениям. Город должны были освободить партизаны. …После длительного и малоуспешного «убегания», немцам удалось зацепиться за западный Берег Вислы, а Красная Армия¸ соответственно, застопорила свое движение, освободив по инерции Прагу. Варшавский район на восточном берегу Вислы. Сложилась ситуация подвижного равновесия. Варшавяне решили надавить и подняли восстание в городе. Но Красная Армия на помощь не пришла. Немцы расправились с восставшими, разрушили в городе все, что еще оставалось, и почти полностью «освободили» Варшаву от мятежного населения. Красная Армия вошла в город только 17 января. Чтобы выжившие варшавяне знали, кого благодарить.
В Европе всегда так. Смертельный ужас на Востоке и взвешенные подходы на Западе. К августу 1944 года четырехмиллионное население Парижа, пять лет практически безропотно терпевшее тевтонскую оккупацию, решило восстать. Чтобы привлечь внимание союзников, которые не хотели отвлекать ресурсы на второстепенные цели, и освободить гордую столицу Франции французскими руками. Немцы, не успевавшие вовремя уйти, вызывали к себе руководителей Сопротивления. «Не смейте восставать, — говорили, — иначе пострадает город, а мы его любим не меньше вашего». Но французы восстали, а немцы не решились взорвать Эйфелеву башню.
При всей похожести социальных предпосылок судьбы народов существенно различаются.
Например. Лукашенко пообещал применить против бунтовщиков армию. Если понадобится. Сразу ответим: не понадобится, и не сможет. А вот ввести чрезвычайное положение — вполне. Тем более, что такое положение, предусматривающее временное ограничение прав и свобод граждан, общественных организаций и политических партий, разрешающее усиленное применение правоохранительных органов против вероятных деструктивных групп, действует в стране с декабря 1994 года. Со времени запрета на публикацию в газетах знаменитого доклада депутата Сергея Антончика о коррупции в окружении Александра Лукашенко.
У президента есть право вводить чрезвычайное положение, но только гласно, специальным указом и в рамках соответствующего закона на месячный срок. А оно введено фактически, беззаконно и по-видимому, бессрочно.
Поясним. В Беларуси не только создана система политического сыска, которая функционирует незаконно и применяется против всех оппонентов режима, потенциально несогласных с ним, умеренно лояльных элементов и даже против глубоких приверженцев. То сеть против всех. Страна живет в режиме чрезвычайного положения. Тот, кто по какому-то недомыслию считает, что разрулить ситуацию белорусы смогут своими силами, на самом деле не любит Беларусь.
По сути он подталкивает нашу страну к силовому решению вопроса. По сути, к гражданской войне, которая при всей похожести на войну обычную имеет страшную особенность. На этой войне пленных не берут.