Америка: успешный диссидент «старого Запада»

Русские и американцы, в пику генеральной линии европейского колониального развития, предложили свои модели многонациональных обществ, свободных от этнической иерархии. Вероятно, именно поэтому русские и американцы стали нациями, определившими ход истории двадцатого века, а строители колониальных империй потерпели крах. В какой-то степени сотрудничество Англии и Франции с рабовладельческим Югом, а России — с боровшимся за равное человеческое достоинство Севером, можно считать прообразом будущего противостояния в годы Второй Мировой войны.

Для нас, родившихся в годы «Холодной войны», переживших крушение Советской державы, наблюдавших события в Белграде и Цхинвале, Америка кажется перманентным врагом, полюсом мирового зла. Однако вера в существование «проклятых» народов и стран — слишком примитивна и прямолинейна. И если мы убеждены в присутствии промысла Божия, то должны будем признать, что американский триумф двадцатого века не мог состояться без определённых достоинств этой молодой нации. Во всяком случае, США стали глобальным лидером не только благодаря богатствам и защищённому местоположению североамериканского континента. Этому помогла оригинальная национальная стратегия, коренным образом отличная от стратегии старой Европы.
Родовые отметины «старого Запада»

Безусловно, Америка является неотъемлемой частью Западной цивилизации. Среди всех человеческих обществ Западное сыграло совершенно уникальную роль. Если расцвет древних цивилизаций Африки, Азии и Средиземноморья был основан на преимуществе ландшафтов: сначала — на плодородии долин Нила и Евфрата, Ганга и Хуанхэ, затем — на удобной для торгового обмена конфигурации Средиземного и Южно-китайского морей; то расцвет Запада имеет совсем иную причину. Главным источником западного процветания стал не природный ландшафт, а человеческая воля: воля к покорению природы и воля к покорению других людей.

Тысячелетняя стратегия старого Запада, старой Европы (начиная с походов против бодричей, пиктов и пруссов, и заканчивая планом «Барбаросса») строилась на порабощении и эксплуатации «низших» этносов. Также естественным путём решения национального вопроса считался геноцид, что дало повод русскому мыслителю В. В. Кожинову назвать Европу «кладбищем народов». Заметим, что персы, гунны, воины Чингис-хана и прочие народы Азии, ставшие постоянными антигероями европейских исторических триллеров, хотя и вели себя очень жестоко во время войн, никогда не практиковали геноцид побеждённых.

Стратегия западной экспансии вытекала из уверенности в собственном превосходстве. Иерархическая стратификация человеческих культур, расизм и этноцентризм были родовыми отметинами «старого Запада». Даже Рим — наиболее близкая, и по сути, материнская в отношении к Западу цивилизация — не был отягощён таким комплексом национального превосходства. Богов покорённых народов римляне включали в свой пантеон, национальной элите окраин предоставляли полноправное гражданство, а греков и сирийцев вовсе считали своими культурными учителями («давно уже Оронт сирийский стал Тибра притоком» — писал, признавая ближневосточное влияние, римский поэт Ювенал). В то же время в Западной Европе самовлюблённый этноцентризм развивался по нарастающей, закономерно увенчавшись пришествием Гитлера. Заметим, что Европа стала первым континентом на планете, где государственное размежевание к началу двадцатого века было совершено по этническому признаку. Признаем также, что именно Европа довела до абсолюта принцип строительства колониальных империй, с ярко выраженным делением на господствующую, «высшую» и порабощённые, «низшие» нации.
Американская модель: ставка на собственный, а не чужой труд

Сеевроамериканские штаты в этом смысле с самого начала являлись отклонением, девиацией западноевропейской цивилизации. Хотя геноцид индейцев на пространстве между Атлантикой и Коридильерами ещё полностью укладывался в старую логику завоевателей, но стратегия колонизации была выбрана принципиально иная. Что такое обычная европейская колония: будь-то британская колония в Бенгалии, голландская в Трансваале или французская на Гаити? Её символом по праву окажется белый сагиб с плёткой, под надзором которого трудятся смуглые рабы. Колонии устраивались на манер «пастбищ низших существ», с которых западные колонизаторы состригали свои дивиденды, как с овец состригают шерсть. Колонии в Северной Америке имели иной характер, сродни традиционным греческим или финикийским: это были колонии-поселения. Американские колонисты искали новые земли для приложения собственного труда, а не для присвоения чужих сокровищ. Индейцев нередко безжалостно уничтожали, но не превращали их в источник собственного обогащения.

Что сыграло решающую роль в этом отклонении от привычной колонизационной стратегии? Отчасти то, что край между Квебеком и Мэрилендом, в отличие от всех прочих колониальных побережий, встретил европейцев вполне привычным климатом и потому оказался пригоден для массового заселения. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что утлые хижины могикан и чероки не представляли собой подходящий объект грабежа, в отличие от сказочно богатых (по меркам средневекового европейца) Индии или Индонезии, и даже в отличие от более скромной империи Инков.

Но важную роль в формировании духа будущей Америки сыграл также субъективный, нематериальный фактор. Начиная с отцов-пилигримов, пассажиров знаменитого барка «May Flower», в Америке искали пристанища диссиденты старой Европы. Голландские мечтатели, немецкие фанатики, английские инакомыслящие; проигравшие монархисты, спасавшиеся от Кромвеля, и проигравшие республиканцы, спасавшиеся от реставрации. Несмотря на преобладание британского элемента, североамериканские колонии изначально складывались как мир полиэтничный и идейно неоднородный. Значительную долю среди поселенцев составили ирландцы, — народ, причисленный в Европе к народам «второго сорта», обречённый на геноцид, подобно пиктам и пруссам. Падающий под британским ножом ирландский колос пророс обильными всходами по другую сторону Атлантики.

В целом, североамериканские колонии не были оплотом господствующих, но скорее убежищем отверженных, взыскующих новых жизненных ценностей и нового общественного уклада. В «плавильный котёл», где варилась будущая американская нация, были изначально заложены ингредиенты, менее подверженные комплексу этнического чванства и идейной нетерпимости, чем духовные слагаемые старой Европы.
Почему симпатии России были на стороне Линкольна?

В самой истории Соединённых Штатов заложен парадокс. С одной стороны, это активный форпост европейского вторжения в чужое жизненное пространство. С другой — первая в мире колония, освободившаяся от власти старой Европы. В колонизации Северной Америки также присутствовал дуализм. Этот дуализм проявился и нашёл своё разрешение в противостоянии Севера и Юга. Всё, сказанное выше об особой американской стратегии колонизации, в полной мере относится лишь к Северу. В то же время Юг воплощал типичную расистскую стратегию старой Европы, с плантаторами-сагибами и неграми-рабами. В середине девятнадцатого века противоречие стало нетерпимым и завершилось Гражданской войной.

События 1861-65 годов с особой силой подчеркнули контраст между старым, европейским Западом и его новым, заатлантическим филиалом. В те годы, когда белые европейцы под знамёнами лорда Челмсфорда погибали ради порабощения новых африканских племён, белые американцы под знамёнами генерала Гранта шли на смерть ради освобождения негров Вирджинии и Луизианы.

Нет ничего противоестественного в том, что южан поощряли колониальные монстры того времени — Англия и Франция. Их симпатии в отношении Конфедерации определялись не только коммерческой ревностью к промышленно развитому Северу, но также идейной близостью, солидарностью плантаторов. С другой стороны, сочувствие северянам продемонстрировала Россия. И это сочувствие также определялось не одним лишь поиском союзников после поражения в Крымской войне. Русское общество изначально чуралось идей национального и расового превосходства. В России нередко имела место варварская эксплуатация низших сословий правящим классом, но никогда не было эксплуатации присоединённых народов со стороны имперского этноса.

Русские и американцы, в пику генеральной линии европейского колониального развития, предложили свои модели многонациональных обществ, свободных от этнической иерархии. Вероятно, именно поэтому русские и американцы стали нациями, определившими ход истории двадцатого века, а строители колониальных империй потерпели крах. В какой-то степени сотрудничество Англии и Франции с рабовладельческим Югом, а России — с боровшимся за равное человеческое достоинство Севером, можно считать прообразом будущего противостояния в годы Второй Мировой войны. Ведь столетие спустя именно союз Советской России и США оказался преградой для воплощения расовой доктрины нацизма, за которым (одни — без явного сопротивления, а другие — с очевидной охотой) пошли народы старой Европы.