Российская Европа или европейская Россия?
Посетив с визитом Берлин 25 ноября 2010 года, Владимир Путин без лишних церемоний заявил, что между Россией, «очень зависимой от конъюнктуры на сырьевых рынках», с одной стороны, и «ЕС, который расплачивается за длительную дезиндустриализацию» с другой, обнаруживается взаимодополнительность. Она усиливается тем обстоятельством, что Евросоюз «оказался перед лицом реальной угрозы ослабления своих позиций на индустриальном рынке и в сфере новых технологий». Действительно, финансовый кризис показал, что Европа, как и другие «центры» планетарного влияния, в том числе и США и Китай, нуждается в концептуальном «видении» будущего. Уже сейчас уже уместно задуматься над тем, что будет через 20, 30, даже через 50 лет. Москва представляет себе будущее в форме партнерских отношений между Россией и Европейским Союзом. О чем мечтает российский премьер-министр – о большом континентальном рынке «от Лиссабона до Владивостока», и, согласившись на отмену налогообложения экспорта в Евросоюз таких сырьевых материалов, как лес (снижение себестоимости бумаги), Россия надеется облегчить присоединение к ВТО; о синтезе двух экономик – классической и нового типа, о сообществе гармонизированных экономик, и даже о каких-то формах свободной торговли вплоть до «более продвинутых форм экономической интеграции».
В этом контексте остается слово за Германией как самым близким союзником России в Европе. Путин провокационно проводит параллель между своим евро-российским проектом и воссоединением Германии при Хельмуте Коле; у бывшего канцлера были все исторические основания стойко обороняться от всех тех, кто убеждал его выждать, пока ГДР не дозреет. Авторам проекта грядущей Евро-России придется проявить такую же твердость.
Если точнее: идея общего энергетического комплекса «буквально стучится в дверь». Это Путин стучится, хлопоча о том, чтобы разрушить «антиимпериалистический» довод против российского контроля над Европой, заявляя, что в недавнем прошлом имело место излишнее политизирование событий, доходящее даже до приписывания России неких тайных намерений, скрываемых за ее энергетической политикой, «что не имело ничего общего с реальностью»; в то же время Россия после развала СССР была лишена непосредственного доступа на крупнейшие европейские рынки, а страны транзита, пользуясь своей монополией, стремились к односторонним выгодам, «откуда и возникли известные споры». Шокирующий аргумент: многие европейские страны «в том числе», Германия (дипломатический эвфемизм вместо «главным образом»), якобы хорошо это поняли, поскольку «построились за Россией» для участия в проектах газопровода «Северный поток», идущего через Балтику, и «Южный поток» (через Черное море). Это может привести к строительству «разветвленной и гибкой сети». В конечном счете Россия никак не заинтересована в ослаблении или в распаде Евросоюза, но – внимание! – нельзя путать реальную способность учитывать взаимные стратегические интересы, которая должна непременно лидировать, с «логикой» «третьего энергетического комплекса» – либерализацией энергетического сектора в Европе — которой придерживается Европейский Союз и которая весьма опасна, поскольку отбивает желание вкладывать деньги у инвесторов (российских) и вполне способна привести «через несколько лет» (параллель с финансовым кризисом) к катастрофической ситуации: упадок инфраструктуры, дефицит энергетических ресурсов, выросшие потребительские цены (здесь премьер-министр, естественно, имел в виду знаменитое условие «Газпрома»: инвесторы третьей страны, желающие контролировать транспортную сеть или управляющие транспортной сетью, должны пройти процедуру сертификации, требующую участия европейской комиссии и национального регулятора; третье государство должно соблюдать все права и обязанности, установленные законодательством страны-участника). В целом: «энергетический контракт», выдвинутый Владимиром Путиным, расходится с энергетической политикой Евросоюза.
Ничего удивительного, что канцлер Ангела Меркель, говорящая по-русски, но гораздо в меньшей степени страдающая русофильством, чем ее предшественник, Герхард Шрёдер, была несколько смущена. Конечно, она напустила туману, заявив, что путинское вино следует разбавить водой (разве Франция и Германия не придали решительный импульс продвижению третьего энергетического комплекса в плане защиты потребителей?). Прежде всего потому, что Россия фактически идет в обратном направлении: образование Таможенного союза с Казахстаном и Белоруссией и постоянные переговоры с Москвой по возможному увеличению налогов на импорт. И потом, Путин тщательно проследил, чтобы его предложение экономического евро-российского сообщества не оказалось связано с какой бы то ни было политической открытостью. Вероятно, принятие Думой 26 ноября 2010 года текста, признающего убийство Красной Армией 4 400 польских офицеров в лесах Катыни весной 1940 года, как раз кстати подправило такое отсутствие склонности к «местному уровню управления» и соблюдение прав человека.
И, что особенно важно: в момент, когда Европа всеми силами старается не допустить государственного банкротства, три геополитических маркера ведут к «разоблачению» путина.
Обама и «отставка» Востоку (европейскому)
Это четкое ощущение покинутости американским защитником, испытываемое странами Центральной и Восточной (самой восточной), Европы, как его описывают Хель Дейл (Helle C. Dale) и Ариэль Коэн (Ariel Cohen), популярные активисты из американского фонда Heritage Foundation, одного из важнейших научных центров американских консерваторов, некогда разработавшего доктрину Рейгана; оно недавно проявилось в открытом письме выдающихся лиц Центральной и Восточной Европы, опубликованном в Gazeta Wyborcza 16 июля 2009 года. Этот документ вторит двум прежним знаменитым текстам: «Письму восьми» от 30 января (в число этих восьми вошли Польша, Венгрия и Чешская республика) и «Письму из Вильнюса» от 5 февраля 2003 года (от представителей Восточной Европы и Западных Балкан), в которых New Europe госсекретаря Дональда Рамсфелда решительно отстаивает позицию Америки против Франции и Германии в иракском вопросе.
«Новые европейцы», бившиеся за Америку после 11 сентября, чувствуют себя преданными после того, как Вашингтон, полагая, что может рассчитывать на определенную поддержку Москвы в иранском ядерном вопросе и при заключении нового договора СНВ, 17 сентября 2009 года заявил об отказе от развертывания противоракетного щита в Польше и Чешской республике. Все это без предупреждения чехов и поляков, с которыми были заключены соглашения о противоракетном щите в 2007 и 2008 годах соответственно. А после этого русские в феврале 2009 года еще и обнародовали «тайное письмо» Обамы Путину: СНВ против противоракетного щита.
Молниеносное вторжение российских войск в Грузию в августе 2008 года настолько травмировало новых друзей США, что и американская реакция не смогла их убедить. Вашингтон после прекращения боевых действий удовлетворился формальным выражением протеста и формальными жестами: возвращение на родину грузинских войск из Ирака; гуманитарная помощь, доставляемая военными судами США; призыв россиян к сдержанности. Все это напомнило Восточной Европе о Берлине (1953), о Венгрии (1956), о Чехословакии (1968). Очевидно, что отказ включить Украину и Грузию в состав НАТО не был скомпенсирован укреплением механизмов безопасности Польши и балтийских стран. Но хуже всего то, что подобные отступления вредят престижу всего Северо-Атлантического блока.
Россия, пользуется своими энергетическими ресурсами, когда ей того захочется, как средством удушения своих соседей, вынуждая их принимать политику, благоприятную для Кремля. А также чтобы обеспечить российский контроль их инфраструктуры. За период с 1991 по 2005 год произошло не менее 55 стратегических прерываний подачи энергоносителей. Между тем, «шрёдеризация» умов (по имени бывшего немецкого канцлера, председателя комитета акционеров «Северный поток») с 2006 (и 2007) года в «старой» Европе, особенно в Германии, но и в Италии тоже, заставляет страны, сильно зависящие от Москвы в энергетическом плане (а это страны Балтики, Польша, Украина и Белоруссия) подчиниться политически своему великому соседу.
Результат, по мнению авторов, цитирующих Transatlantic Trends («Трансатлантические тенденции») Германа Маршалла Фанда (German Marshall Fund,) «эффект Обамы» во время и после выборов этого президента в Центральной и Восточной Европе не достиг того уровня, как в Западной Европе: 44% против 56% за американского лидера. Энтузиазм в отношении США в этом регионе выражен намного умереннее. Центр Pew Research Center в ноябре 2009 года тоже отметил снижение симпатий к демократии и к рынку. Конечно, даже пресытившись мягкой силой, Центральная и Восточная Европа еще не подпала под влияние Москвы; но они не имеют оснований считать поддержку Западу и США раз и навсегда решенным вопросом. (…)