Михаил Хазин: несколько слов о разделении труда

В чем главная проблема современного кризиса? Ну, точнее, какую главную проблему должны были бы сегодня обсуждать политики, если бы им действительно было бы важно, чтобы кризис прошел максимально гладко и закончился бы для их стран по возможности бесконфликтно? Им было бы нужно думать, где взять деньги, на которые живут их граждане. Граждане получают деньги из двух источников: от государства (и в виде зарплат госсектора, и в виде социальных пособий, и в виде перераспределенных денег от госвложений, прямых или в виде субсидий) и от частного сектора, в виде зарплат.

Государство берет деньги из налогов, а частный сектор – продавая свои товары и услуги. И возникает естественный вопрос – кому и что могут продавать те компании, которые платят налоги и зарплаты. Понятно, что есть чисто местные услуги и производства, но они обычно не платят налогов. Если же речь идет о чем-то передовом, то компании необходимо обеспечивать большой рынок сбыта. Что невозможно если страна маленькая или в ней много бедных.

Классический пример: после начала русофобской кампании в Прибалтике вынужденно исчезла вся индустрия, поскольку под внешним давлением новые руководители этих стран отказались от продаж на российские рынки, а больше продавать было некуда – на западные рынки их, естественно, не пустили. Еще один пример – Китай. Там народу очень много, но он был очень бедным и современную продукцию покупать не мог, соответственно, ее продавали в США и другие страны. Отмечу разницу между Китаем и странами Прибалтики – первый смог выйти на западные рынки, вторые – нет. Причина понятна – разительная разница в геополитическом весе.

Отмечу, что аналогичная проблема стояла в начале 90-х перед Россией. Внутренние рынки СССР/мировой социалистической системы рухнули, система их поддержки (ценовая, в первую очередь) после 1988 года стала быстро разрушаться, но политический вес у России еще был и можно было попытаться вылезти на мировые (читай – западные) рынки. Но у находящейся у власти в тот момент «команды» не было не то, что умения, они даже сформулировать проблему внятно не смогли. Впрочем, не исключено, что и не хотели. Результат мы сегодня наблюдаем воочию.

Но суть проблемы состоит в том, что тогда, в конце 80-х разрушалась только одна из двух имеющихся тогда в мире систем разделения труда. И у России по крайней мере был теоретический шанс воспользоваться ситуацией и влезть на мировые рынки. А вот что делать сегодня? Напомним, что уровень спроса в России упал процентов на 35-40, что стало социальной катастрофой. А вот сегодня, за счет разрушения стимулирования спроса в мировой экономике (которая представляет из себя единую глобальную систему разделения труда), падение спроса в США и Европе составит как минимум 50% — как выходить из такой ситуации?

Очень образно картину можно себе представить так. В России в 91 году пришел к власти Гайдар «со стоварищи», со всем их комплексом бредовых либеральных идей, а затем он еще и стал президентом. И продолжает «рулить» страной все эти годы. Вот такая перспектива сегодня у стран Запада: альтернатив либеральным теоретикам нет, они же и в политике, максимум на что они способны с точки зрения новых идей – это начать массовую эмиссию.

И некуда даже попытаться сунуться со своими товарами, альтернативы просто нет.
Более того, если кто-то попытается ее сделать, его свои же тут же пристукнут, поскольку любое сокращение рынков – это усиление кризиса. Ибо уменьшает уровень разделения труда. Тут, кстати, возникает еще одна проблема – снижение спроса ведет к уменьшению емкости рынков, а это значит, что высокотехнологическое, сложное производство, становится нерентабельным. Это может быть и не очень пока заметно на фоне современных финансовых технологий, которые позволяют много чего скрывать, но рано или поздно это все вылезет на поверхность, со всеми вытекающими последствиями. И что тогда?

При этом есть технологии и производства, которые государства будут поддерживать до последнего. Например, потому, что они имеют отношение к оборонному потенциалу страны. Но это только еще сильнее ударит по общему спросу, поскольку сократит возможности бюджета по социальной поддержке, то есть по компенсации спроса. Как тут быть, что и как делать – науке пока неизвестно.

Теоретически, мы (компания «Неокон») пытаемся заниматься этими вопросами. Но наши возможности ограничены, а внешнего запроса на эти вопросы пока практически нет. Так что все подобные исследования – как говориться, в свободное от работы время. Но нам представляется странным, что практически никто больше таких исследований не ведет – время, что называется, поджимает. Впрочем, я уже говорил, что системный кризис практически всегда оказывается и мировоззренческим.

Причем нет не только теоретических групп, которые бы занимались этой темой, как и на чем может быть основан спрос по итогам кризиса, как могла бы быть поострена система мирового разделения труда, но и практически нет людей, которые могли бы их составлять. А вопросы построения посткризисного мира пытаются решать, скорее, геополитики, на основе старых представления об от ношениях стран и регионов. Я ничего не хочу про них сказать плохого – но только как можно рассуждать о геополитике, не представляя контуров новой системы разделения труда?

Простейший пример: можно много говорить о «дружбе» Евросоюза и США, об «Атлантическом единстве» и так далее, но как только ты понимаешь, что производства по разные стороны Атлантики будут конкурировать за один и тот же спрос – понимаешь, что тут, скорее, речь пойдет о войне, а не о дружбе.

В общем, тема мирового (глобального или кластерного) разделения труда после кризиса только начинается и я надеюсь, что нам еще найдется что по ней сказать.